Ольга Грибова - Водоворот

Я шикнула на вампира. Сейчас было не самое подходящее время злить «первого». От его хорошего настроения зависели наши жизни. Мне приходилось думать не только о себе. Ведь речь также шла о Владе и еще не рожденном ребенке Ксюши.

Но, как ни странно, слова Андрея лишь повеселили Грэгори. Мелодичный смех вампира отразился от стен старой церкви: ярче вспыхнули блеклые краски, на мгновение помещение будто стало просторнее и светлее. Сложнее всего пришлось людям. Они как завороженные смотрели на «первого», точно он Бог, спустившийся ради них на землю. В темных волосах вампира искрами отражалось пламя свечей. Идеально очерченные скулы, выразительные глаза, тонкие губы — лицо «первого» было безукоризненно с точки зрения пропорций. Высокий и стройный — он походил на греческого героя. За тысячи лет жизни Грэгори в совершенстве овладел природным даром вампиров соблазнять свои жертвы. Мало кто был способен устоять перед его чарующей улыбкой, завораживающим голосом и манерами принца крови.

— Ох, и насмешил ты меня, Андрюша, — смахнув не существующую слезу, произнес «первый». Но веселье оборвалось также внезапно, как и началось. Вампир стал вдруг предельно серьезным и даже враждебным. — Жаждешь смерти? Что ж я могу это устроить.

Грэгори шагнул к Андрею, позабыв о святом отце. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Названный брат сжал кулаки, сконцентрировался, видимо, рассчитывая задорого отдать свою жизнь.

— Милый, — хрустальный голосок наполнил зал, как звенящий ручеек, впадающий в реку, наполняет её своими чистейшими водами.

Охотники в очередной раз вздрогнули. Это уже был перебор — столько вампиров с их обаянием — не каждый человек может справиться с таким наплывом эмоций и остаться в своем уме.

Тонкая и гибкая как вербная веточка Сибилла направилась к Грэгори. Изящные ноги мягко ступали по остаткам плитки, бедра покачивались в такт шагам. Вампирша как будто плыла, едва касаясь пола стройными ногами. Она точно шла не по развороченному полу, а по красной ковровой дорожке. Каштановые волосы с темно-коралловым отливом ниспадали по округлым плечам, в глазах цвета меда притаилась нежность и забота, им вторила по-детски трогательная улыбка на сочных губах.

Грэгори замер, глядя на Сибиллу. Я всегда восхищалась привязанностью этих двоих друг к другу. И теперь понимала: раз уж Сибилла решила вмешаться, Грэг не посмеет ей отказать. Оставалось надеяться, что она будет на нашей стороне.

— Ты ведь обещал, что будешь сдержан, — вампирша положила руку на сгиб локтя Грэгори. От её улыбки веяло такой чистотой и материнской заботой, что даже «первый» таял, как снег по весне. Сибилла, обладая внешностью жгучей испанки, производила впечатление очень редкого и неимоверно хрупкого цветка.

— Конечно, — грозный вампир склонил голову, принимая упрек своей изящной спутницы.

В эту минуту у меня защемило где-то под ложечкой. Эта сцена была насквозь пропитана взаимной любовью и пониманием, что острый приступ зависти не заставил себя долго ждать.

— Солнышко, — теперь Сибилла обращалась к Андрею. Она всех своих приемных детей называла не иначе как солнышко. Порой мне казалось, что вампирша живет где-то в своем отгороженном от реальности мире. — Одумайся, у тебя еще есть шанс наладить свою жизнь. Вернись в семью и все невзгоды забудутся.

Сибилла увещевала Андрея, как любящая мать нерадивого сына, и на секунду мне почудилось, что он поддастся на уговоры. Первым моим порывом было вмешаться и разрушить паутину обмана, что так искусно плела вампирша, но я удержалась, понимая: у брата появился реальный шанс выжить и не мне его отнимать.

— Перестань, Сибилла, — Андрей был гораздо сильнее, чем я думала. — Мне уже порядком надоела эта игра в дочки-матери.

Вампирша грустно опустила голову. Похоже, она искренне горевала.

— В таком случае я не в силах тебе помочь.

Она отступила, даже не пытаясь заговорить со мной. Видимо, моя судьба была решена с самого начала, и ни о каком прощение не могло быть речи.

— Скукота, — на этот раз голос подал самый мой ненавистный родственник. Дитрих вальяжной походкой приблизился ко мне. Остановился напротив, тряхнул пшеничными волосами и лукаво улыбнулся. — Что, сестренка, доигралась? Неужели ты допустила мысль, что можешь сбежать от нас?

— Я надеялась на это, — мой голос звучал хрипло и незнакомо.

— Жаль тебя разочаровывать, но всему рано или поздно приходит конец. И твоей жизни в том числе.

Мой второй названный брат был похож на подросшего маленького принца Сент-Экзюпери. Те же милые ямочки на щеках, та же добродушная улыбка, даже бирюзовые глаза смотрели на мир с похожим восторгом. Только внутри Дитрих был полной противоположностью наивного и доброго принца. Он умудрился вобрать в себя все человечески пороки, смешав и культивировав их в нечто невообразимое. Больше всего Дитрих походил на цветок Титан Арум — такой прекрасный внешне, но при этом отравляющий все вокруг ароматом гнили и разложения.

Но, несмотря на слова Дитриха, вампиры не торопились нападать. Едва ли причиной был страх перед оружием охотников. Один только Грэгори был способен прикончить всю нашу компанию за считанные минуты. Самое ужасное, что мы ничего не могли ему противопоставить. «Первого» невозможно убить. Точнее существовал один единственный способ, о котором нам поведал Ярослав — еще один «первый» — но он вряд ли годился. По словам Ярослава «первого» в честной схватке мог уничтожить только другой вампир. Но какой же силой надо обладать, чтобы сокрушить живущего не одну тысячу лет?

Напряжение в зале нарастало, и первыми не выдержали охотники, а точнее святой отец. Он ближе остальных находился к Грэгори, причем последний повернулся к нему спиной. Наверное, охотник счел это редким шансом.

Выстрел показался мне оглушительным. Он разорвал тишину подобно взрыву бомбы и поднял в воздух столб пыли. Когда белые хлопья обвалившейся побелки немного осели, я увидела стоящего напротив Грэгори: лацкан пиджака был продырявлен насквозь, за обожженными пулей краями виднелась белая рубашка, на которой медленно расплывалось пятно крови, будто прекрасная роза распускалась на груди вампира.

«Первый» наклонил голову и внимательно осмотрел пулевое отверстие. Дотронулся до испачканной рубашки и с недоверием изучил окровавленные пальцы. Неторопливо, мышца за мышцей, его лицо становилось все более злым. Заострились скулы, поджались губы, взгляд наполнился первобытным гневом: не знающим жалости и пощады. В следующее мгновение он прыгнул. Совершив разворот уже в воздухе, Грэгори вцепился в горло святого отца, с наслаждением разорвав сонную артерию так, что кровь брызнула в стороны, окропив лики святых.