Г. Остроумов - Лунный рейс

«Что же случилось?» — подумал я с тревогой. Я переменил «петровскую» лампу, и станция заработала. Мы стали подшучивать над Петровым, но он тут же отпарировал наше нападение:

— Вы, наверно, забыли, как ведут себя металлы при очень низких температурах!

Наш изобретатель был прав. Сильно охлаждённые металлы не оказывают никакого сопротивления прохождению электрического тока. Пока лампа не охладилась, она работала, но при низкой температуре межпланетного пространства металлические волоски стали сверхпроводимыми. Они не могли нагреться, потому что совершенно не оказывали сопротивления движению тока…

В подтверждение своей правоты профессор втащил лампу в каюту и, когда она нагрелась, снова выставил её в люк. Лампа прекрасно работала!

В свободные минуты мы разглядывали через иллюминатор Луну. Она была уже близко. Даже невооружённым глазом были видны зазубренные, похожие на короны кольцевые горы, которые астрономы называют цирками и кратерами. Необыкновенно густыми и резкими, словно нарисованные тушью, были тени этих высоких гор: на Луне нет воздуха, и солнечные лучи обрисовывают возвышенности с исключительной чёткостью.

Наверное, не один моряк, всматривавшийся в берега долгожданной земли, не волновался так, как мы. Перед нами развёртывалась та часть лунной поверхности, которую никто из людей доселе не видал: Луна всегда обращена к нашей планете одной и той же стороной.

Признаться, я был разочарован представившимся нам зрелищем: те же кратеры, цирки и тёмные пятна безводных морей. Когда я высказал вслух своё разочарование, наш астроном был искренне возмущён. Он установил у иллюминатора небольшой телескоп и глядел на приближающуюся Луну, не отрываясь. Михайлов включил киноаппарат, чтобы заснять вид лунной поверхности, а мы с Петровым подготовили телевизионную станцию: надо было показать астрономам Земли неведомую науке часть Луны. Как ликовали, наверное, в этот день они!

Между тем Луна всё приближалась, Глядя в иллюминатор, уже нельзя было охватить весь сверкающий диск ночного светила.

Михайлов готовился к новому манёвру — торможению ракеты — и развернул её для этого двигателем вперёд. Нам необходимо было уменьшить скорость ракеты, чтобы она могла стать спутником Луны.

Электронная машина проделала нужные вычисления. Пилот настроил автоматы, управляющие двигателем, и мы забрались в наши кресла.

Мы летим по круговой орбите на расстоянии трёхсот километров от Луны. Скорость нашего корабля совсем небольшая — полтора километра в секунду, и всё же нам нужно немногим больше двух часов, чтобы обойти вокруг нее.

Перед нами — граница дня и ночи. Позади — часть Луны, освещенная Солнцем, впереди — непроглядная темнота. Сумерек на Луне не бывает. Здесь нет воздуха, который у нас на Земле рассеивает свет ушедшего за горизонт Солнца.

— Мы летим сейчас над знакомой людям половиной Луны, — сказал астроном. — Видите близ границы дня яркие точки? Это светятся в лучах Солнца вершины гор. И наша ракета сейчас хорошо видна в телескоп с Земли. На чёрном фоне она кажется сверкающей звёздочкой.

Нам нужно было выбрать удобное место для посадки: ровную площадку с подходящим климатом. Лунный климат непривычен для жителей Земли. Днём, который длится тринадцать земных суток, поверхность Луны на экваторе, например, нагревается до ста тридцати градусов. Зато во время такой же продолжительной ночи здесь свирепствует страшный мороз — минус сто шестьдесят градусов. И всё это потому, что на Луне нет атмосферы, которая, словно одеяло, укутывает нашу Землю.

Чтобы спастись от жары, нам надо было посадить нашу ракету поближе к какому-нибудь из лунных полюсов: там день намного прохладнее. Земные астрономы давно установили, что в районе цирка Джона Гершеля температура в полдень никогда не поднимается выше сорока градусов.

Перед посадкой нам предстояло на определённой высоте отцепить от пассажирской кабины баки, наполненные топливом. Баки превратятся в искусственный спутник Луны, а мы в своей кабине-ракете сядем на Луну. Это гораздо выгоднее, чем спускаться с баками. Ведь на их торможение надо тратить топливо. Меньше израсходуем мы его и при взлёте.

Михайлов быстро и уверенно совершил этот манёвр, и ракета помчалась на север Луны — к цирку Джона Гершеля.

Мы не вылезаем из наших кресел: предстоит торможение и посадка. Михайлов поворачивает ракету соплом вперёд и включает двигатель. Он отвечает мощным рёвом. Впечатление такое, будто ракета разгоняется, но на самом деле мы гасим скорость, и ракета начинает падать вниз.

Из кресел, в которых лежат Петров, Карцев и я, видна напряжённая фигура Михайлова. Наступил самый ответственный момент — посадка. Малейшая неточность, и корма ракеты разобьётся о поверхность Луны. Не помогут и пружинящие стальные ноги, которые уже выпущены из корпуса ракеты.

Пилот неотрывно следит за приборами. Внезапно в кабине стемнело: яркий солнечный свет, лившийся через иллюминатор, померк. Казалось, что ракета погружается в воду.

Встревоженные, мы решили задержать спуск. Двигатель взревел на полную мощность. Тяжесть, вдавившая нас в кресла, удвоилась. Но мрак за стеклом не рассеивался, а высотомер показывал, что до поверхности Луны пятьдесят метров. Мы терялись в догадках.

— Но ведь на Луне воды нет! — решительно воскликнул Петров. — Это доказано. Смелее!

Последние секунды спуска, казалось, длились вечность.

Медленно ползла вниз стрелка высотомера: двадцать, пятнадцать, десять метров…

Мягкий, почти неощутимый толчок… И сразу мёртвая тишина. Это автомат выключил двигатель, как только мы коснулись Луны. Но в иллюминаторе попрежнему было темно.

— Ура, придумал! Сейчас мы всё узнаем, — обрадованно воскликнул я. — Нам всё объяснит Земля! Посадку ракеты наблюдают в телескопы десятки обсерваторий.

Я бросился к радиостанции. Мне ответил взволнованный голос дежурного радиста штаба перелёта:

— Мы собирались вас вызывать. Обсерватория сообщает: в последние секунды перед посадкой ракета скрылась в огромном сером облаке. Что с вами произошло?

Как раз этого-то мы и не могли объяснить.

Вдруг раздался радостный крик нашего астронома:

— Посмотрите в иллюминатор — темнота рассеивается. Скоро станет светло!

И в самом деле, с каждой секундой в каюте становилось всё светлее. Вот уже первый солнечный луч проскользнул в каюту.

— Всё объясняется совсем просто, — радостно заговорил Карцев. — Астрономы предполагали, что поверхность Луны покрыта толстым слоем пыли, в которую превратились горные породы от резких перемен жары и холода. Вот мы и убедились в правильности этого предположения. Струи газов, вырвавшись из двигателя, подняли пыль на сотни метров вверх, и мы погрузились в созданное нами самими облако. Свет с трудом пробивался сквозь пыльную завесу.