Жан ля Ир - Тайна XV

— Коинос!

— Оставьте! Дайте мне сказать! — прорыдал Коинос трагическим голосом, полным страсти. — Ваша душа была бы мне недоступна, вы бы прокляли меня!.. Но я обладал бы вашим телом, которое… Ксаверия, вы были бы моею, как этот мрамор, который я разбиваю…

Он встал. Резким движением схватил белую статуэтку и бросил ее с силой об стену, так что, не смотря на обои, она разбилась вдребезги…

Но он тут же упал на колени перед Ксаверией, и, спрятав лицо в руках бесстрастной девушки, он отчаянно рыдал и умолял ее:

— Прости меня! Прости меня!

Во время этой пылкой сцены, Ивонна не тронулась с места, не произнесла ни слова. Она дрожала всем телом.

Вдруг сдавленный крик вырвался из ее уст… Она встала, нагнулась над распростертым человеком, над поверженным колоссом. Своими дрожащими ручками, горящими в лихорадке, она прикоснулась к его челу, подняла его голову…

Перед Ксаверией, улыбавшейся загадочной улыбкой, глаза Коиноса и Ивонны встретились и проникли глубоко в бездну…

И странным голосом, таким глубоким, какого у нее еще никто не слышал, Ивонна просто сказала:

— Поди ко мне, Коинос…

Он встал… Обеими руками она повисла на шее у него, вся прижалась к нему и с какой-то безумной настойчивостью сказала:

— Унеси меня!

Он схватил ее, поднял, как ребенка, прижал к своей широкой груди…

Глубоко задумавшись, не улыбаясь более, Ксаверия осталась одна…

Была глубокая ночь, когда на террасе дома Коиноса из отверстия лестницы появился человек.

Он сделал несколько шагов по гладкому цементу террасы; потом с глубоким вздохом он мягко опустился и лег на спину, положив голову на скрещенные руки… Он смотрел вверх, теряясь взором в небе, где две луны, освещающие Марс, находились в эту минуту на противоположных краях горизонта…

Часто вздыхал этот человек, часто губы его шептали что-то неясное…

Это был Коинос… Он пришел мечтать здесь, в то время как Ксаверия одна в своей комнате была погружена в думы, а Ивонна спала, истомленная, на ложе предводителя XV-ти… Этого даже Оксус, учитель, не предвидел…

Коинос, уста которого горели еще от безумных поцелуев Ивонны, отчаянно старался заглушить в себе мысль о недоступной Ксаверии… Страсть заставляет иногда человеческую судьбу описывать страшные зигзаги!

Коинос мечтал.

И вот внезапно черная точка, как птица на быстром лету, привлекла его взоры, терявшиеся в бесконечности звездной ночи.

— Альфа, — сказал он себе.

Он быстро встал.

Птица была не более как в ста метрах высоты, огромная, с повисшими крыльями.

— Что такое с ним? — подумал Коинос.

И в самом деле, механическая птица, казалось, обезумела. Она кружилась на одном месте, то удалялась, то снова приближалась. По-видимому, авиатор, введенный чем-нибудь в заблуждение, искал пункта для аттерисажа.

— Он должно быть заснул, — сказал себе Коинос, — и теперь не узнает ничего… Может быть Альфа боится, что тут кто-нибудь другой из XV-ти… На такой высоте он не может различить мое лицо…

И сдержанным, но ясным голосом Коинос закричал:

— Го-гоп!.. Альфа!.. Го-гоп!

— Го-гоп! — отвечал с высоты сдавленный голос.

Через минуту авион тихо спустился на террасу.

Человек соскочил с сиденья, шагнул вперед, остановился и тихо сказал:

— Коинос!

— Никталоп! — воскликнул предводитель.

И на минуту он остолбенел от изумления.

Но потом присутствие духа сразу вернулось к нему.

— А Альфа?

— В плену у моих спутников.

— Вы самый восхитительный противник.

Вдруг одним и тем же непроизвольным движением, они протянули друг другу руки, и каждый почувствовал, что рука другого дрожала.

И в голосе Сэнт-Клера чувствовалось волнение, когда он сказал:

— Благодарю вас, Коинос!

— Нет, не благодарите меня, — пробормотал начальник XV-ти. — Не произносите ее имени… Она там… Пойдемте!..

Он побежал и исчез в черном отверстии лестницы. Никталоп последовал за ним.

Вдруг открылась дверь и Сэнт-Клер не видел больше плеч и затылка… Блеск электричества в великолепной комнате поразил его взор; глухой голос проговорил:

— Вот она!.. Войдите! Будьте счастливы!

И Сэнт-Клер, сильнее взволнованный, чем когда бы то ни было за всю свою полную приключений жизнь, Сэнт-Клер очутился перед молодой девушкой, которая при виде его, испустив громкий крик, упала полумертвая на глубокий диван, на котором сидела…

И оба любовника — потому что это слово подходило к ним, конечно — оба любовника, забыв все, забыв далекую землю, окружающую их среду, прошедшие и будущие опасности, убаюкивали себя в объятиях друг друга безумными словами и поцелуями… И ни тот, ни другая не сознавали, какое безумие было в этот момент думать только о любви. Каждый из них предавался той сладости, которую никогда не знали ни Никталоп, ни Ксаверия…

Роковая слабость!

Дверь открылась и вошел человек, за ним другой.

Первый был Оксус, второй Киппер.

Они стали с двух сторон двери.

Оксус подал знак.

Двадцать черных невольников, черных, голых, огромных; двадцать диких и безмолвных сбиров проскользнули вперед и набросились на Сэнт-Клера и Ксаверию.

В один миг Никталоп был оторван от Ксаверии, схвачен и унесен…

— Теперь к следующему! — сказал Оксус.

И закрыв перед пораженной девушкой бронзовую дверь, учитель и Киппер прошли в соседнюю комнату.

Там, лежа на диване, положив голову на колени Ивонны, Коинос, казалось, спал. Совсем по-детски молодая девушка гладила своей тонкой рукой бледный лоб коллоса.

— Коинос! — сказал голос.

Он вскочил и увидел Оксуса, Киппера… Как громом поразило его ясное сознание того, что произошло здесь поблизости, за минуту перед тем…

И в припадке страшного гнева, он бросился на Оксуса с кулаками.

Но он был остановлен целым укреплением из десяти широких грудей, голых, черных, непоколебимых. И в свою очередь он был схвачен, поднят, унесен…

Так же как и Ксаверия, Ивонна осталась одна.

Через несколько минут обеим сестрам, благодаря явлению телепатии, в одно и то же время пришла мысль и желание соединиться друг с другом.

Не видя одна другой, так как их разделяла стена, они обе поднялись в одну и ту же минуту, сделали одинаковые жесты, одинаковое число шагов…

Но у двери, которую они беспрепятственно открыли, каждая из них нашла негра, который могучей рукой преградил ей путь.

Ивонна яростно вцепилась в руку своего стража, который улыбнулся и мягко, но с силой отвел молодую девушку на средину ее комнаты.

Ксаверия, та сразу остановилась перед протянутой рукой. По ней пробежала нервная дрожь гнева и досады. Но она почувствовала, что ее страж смотрит на нее… Она подняла голову и в одно и то же время улыбающаяся и властная, едва охваченная пеплумом из белой фланели, который обрисовывал ее фигуру, она погрузила свои глаза, свои чудные глаза в глаза черного цербера… Тот задрожал, хотел бороться и побежденный закрыл глаза…