Эдвард Митчелл - Прозрачный человек

Вот приблизительный перевод того, что я прочел по-немецки:

«Поскольку цвет органических тканей, образующих плоть, зависит от присутствия определенных пигментов третьего класса, в состав которых входит железо, цветовая гамма может варьироваться в соответствии с конкретными химико-физиологическими изменениями. Избыток гематина в крови придает всем тканям красноватый оттенок. Количество меланина, окрашивающего сосудистую и радужную оболочки глаза и волосы, может быть увеличено или сокращено согласно законам, которые недавно сформулировал Шардт из Базеля. При повышенном содержании меланина в эпидерме кожа имеет темный цвет, как у негров, а при полной или частичной его потере возникает наследственное нарушение — альбинизм. Гематин и меланин, а также зеленовато-желтый биливердин и красновато-желтый уробилин окрашивают органические ткани, которые при отсутствии этих пигментов были бы практически прозрачными. Я сожалею, что не могу описать результаты в высшей степени интересных гистологических экспериментов Фрёликера. Этому неутомимому исследователю с помощью химических средств удалось добиться невероятного успеха в поэтапном обесцвечивании человеческого тела».

— В течение пяти лет я был студентом и ассистентом Фрёликера во Фрайбурге, — снова заговорил мой невидимый собеседник, когда я закончил читать. — Бюсси оценил важность наших экспериментов не в полной мере. Мы получили такие поразительные результаты, что в интересах общества их нельзя было обнародовать, даже в научных кругах. Фрёликер умер в августе прошлого года.

Я верил в гений этого великого мыслителя и замечательного человека. Если бы он вознаградил мою преданность своим доверием, я бы не был теперь таким жалким и несчастным. Но его природная скрытность и свойственная ученым ревность, с которой они оберегают непроверенные результаты, обрекли меня на полное неведение в отношении наиболее важных формул, необходимых для наших экспериментов. Как его ученик, я, конечно, был посвящен в детали лабораторных исследований, но тайну теоретического базиса нашей работы знал только сам учитель. Из-за этого меня постигло столь ужасное несчастье, равного которому не довелось испытать ни одному человеку с тех пор, как был проклят Каин.

Поначалу мы пытались изменить состав и количество пигментных веществ в организме. Увеличивая пропорцию меланина, поступающего с пищей в кровь, мы превращали светлокожего человека в смуглого, а смуглого в чернокожего, как африканские негры. Обновляя и варьируя наши комбинации, мы могли придать коже практически любой оттенок Обычно эксперименты проводились на мне. Каким я только не был за это время — и бронзовым, и сине-фиолетовым, и малиновым, и желтым! В течение одной лишь недели нашего триумфа я примерил на себя все цвета радуги. Есть, кстати, живое свидетельство необычного характера нашей работы в тот период.

Голос умолк, и спустя мгновение зазвенел колокольчик, стоявший на каминной полке. Чуть погодя, шаркающей походкой в комнату вошел старик в плотно облегающей шапочке.

— Каспар, покажи джентльмену волосы, — по-немецки попросил голос.

Не выказав никакого удивления, явно привыкший получать указания из пустоты, старый слуга поклонился и снял шапочку. Редкая растительность на его голове была изумрудно-зеленого цвета. Пораженный, я не мог не выразить своего восхищения.

— Джентльмен находит твои волосы очень красивыми, — снова по-немецки сказал голос. — Это все, Каспар.

Удовлетворив свое самолюбие, старик, надев шапочку, с довольным видом удалился.

— Раньше старина Каспар прислуживал Фрёликеру, теперь он мой слуга. На нем мы провели один из наших первых опытов. И этому достойному представителю рода человеческого так понравился результат, что он не позволил вернуть его волосам натуральный рыжий цвет. Каспар по-настоящему предан мне, он — единственная моя связь с видимым миром, мой посредник.

Теперь, — продолжил Флэк, — я расскажу, как оказался в нынешнем плачевном состоянии. Внимание великого гистолога, которому я имел честь ассистировать, привлекла другая, еще более интересная область научных изысканий. Раньше он, как я уже говорил, стремился усилить или изменить пигментацию тканей. А затем начал серию исследований для изучения возможности полного удаления пигментов из организма путем абсорбирования, экссудации, с помощью хлоридов и прочих химических реактивов, воздействующих на органическую материю. И он невероятно преуспел в этом!

Эксперименты снова проводились на мне. Всем занимался сам Фрёликер, посвящавший меня лишь в те детали, которые были необходимы для правильного проведения опытов. Я неделями сидел в его личной лаборатории, никому не показываясь на глаза и ни с кем не общаясь, кроме профессора и облеченного доверием Каспара. Герр Фрёликер был очень осторожен, не спешил, тщательно изучал эффект каждого нового эксперимента, переходя к следующему, только если был уверен в результатах предыдущего. Он продвигался к цели постепенно, шаг за шагом, и всегда имел путь для отступления. Именно поэтому я чувствовал себя в полной безопасности и выполнял все его требования.

Под действием специальных препаратов, которые для очищения и обесцвечивания моего тела использовал профессор, я стал сначала бледным, затем сильно побелел и в конечном итоге превратился в альбиноса, однако на моем здоровье это никак не сказалось. Кожа у меня приобрела сходство с мрамором, а волосы и борода выглядели как стекловолокно. Фрёликер остался доволен этими результатами, и опыты были на время прекращены. А мне профессор вернул мой нормальный вид.

В следующей серии экспериментов он подвергал ткани моего тела более мощному воздействию химических веществ. Я стал уже не просто обесцвеченным, а почти прозрачным, как фарфоровая статуэтка. Тогда он снова сделал паузу, дав мне возможность побыть в моем естественном облике и разрешив временно покинуть лабораторию. Через два месяца моя прозрачность усилилась. Представьте морскую медузу, с трудом различимую в воде. Я сделался почти таким же, только средой моего обитания была не вода, а воздух. Принося мне еду, Каспар уже с трудом мог найти меня в комнате — вот насколько прозрачным я стал. Во время моего добровольного заточения лишь Каспару разрешалось навещать меня, но я был окружен его заботой и ни в чем не нуждался.

— А как же ваша одежда? — прервал я рассказ Флэка. — На фоне прозрачного тела она ведь должна была сразу бросаться в глаза.

— Ах, нет, — ответил Флэк. — Одежда, которая разгуливает по лаборатории сама по себе, — зрелище столь гротескное, что даже сдержанный профессор не мог его выносить без смеха. Чтобы сохранить серьезную рабочую атмосферу, он был вынужден применить свое изобретение и к мертвой органической материи, сделав невидимыми шерстяную ткань моего плаща, хлопок моей рубашки и кожу моей обуви. Так что я получил экипировку, которая служит мне и по сей день.