Филип Фармер - Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.

По лабиринту шахт он отправился за едой и питьем. Анана не захотела оставаться, поскольку боялась, что он не вернется. Труба вывела их к отверстию в потолке какого-то дома. Члены семьи громко храпели в своих постелях. Из комнаты сильно разило вином и пивом. Кикаха вернулся в шахту с веревкой, хлебом и сыром, фруктами, мясом и двумя бутылками воды.

И снова они ждали, когда ночь выплывет из-за монолита и вцепится мертвой хваткой в город. Тогда они снова направились вверх, когда можно — пробирались снаружи, а когда им что-то препятствовало — внутри шахт. Анана спросила его, почему они поднимаются, и он ответил, что поневоле, так как город в любом месте кишмя кишит врагами.

В полночь они выбрались из вентиляционной шахты в жилой дом и прошли мимо спящих. Этот дом стоял на улице, находящейся лишь на уровень ниже императорского дворца. Дальше сеть внутренних шахт кончалась. Поскольку все лестницы и спуски охранялись, они могли добраться до своей цели, только поднявшись снаружи. Это будет нелегко. На протяжении сорока футов поверхность горы преднамеренно оставлена гладкой.

Когда беглецы крались в тени у подножия стены, они наткнулись на обутые в сапоги ноги, торчавшие из темной ниши. Ноги принадлежали мертвому часовому, рядом с ним лежал еще один труп. Один был заколот в горло, а другой удавлен проволокой.

— Здесь побывал Нимстоул! — прошептала Анана. — Его, не зря, знаешь ли, прозвали Петельником.

В трехстах ярдах впереди по улице вспыхнули факелы приближавшегося патруля. Кикаха выругал Нимстоул а за то, что тот не спрятал тела. Хотя на самом-то деле для патрулей не составляло большой разницы, убиты часовые или просто отсутствуют на своих постах. Тревогу поднимут в любом случае.

Небольшие ворота в стене оказались незапертыми. Запереть их можно было только снаружи. Кикаха и Анана, забрав оружие мертвых часовых, прошли в ворота и взбежали по крутой лестнице меж высоченных гладких стен. К тому времени, когда они добрались до верха, беглецы сильно запыхались и жадно глотали воздух открытыми ртами.

Снизу послышались крики. В крошечных воротах появились факелы, и солдаты стали взбираться по лестнице. Забили барабаны, затрубили трубы.

Кикаха и Анана побежали, но не ко дворцу справа от них, а к крутому лестничному маршу слева. На вершине лестницы поблескивали серебряные крыши и железные решетки. В ноздри ударил запах животных, соломы, старого мяса и свежего навоза.

— Царский зоопарк, — сказал Кикаха. — Я бывал здесь.

На противоположном конце длинной дорожки, вымощенной каменными плитами, что-то блеснуло, словно нить в шлейфе ночи. Оно пронеслось в лунном свете и оказалось в тени, а затем растаяло в огромных дверях колоссального белого здания.

— Нимстоул! — воскликнула Анана.

Она бросилась было за ним, но Кикаха грубо оттащил ее назад. С искаженным лицом, белым, словно отлитым из лунного серебра, и широко раскрытыми, как у разъяренной совы, глазами, она резко вырвалась из его рук.

— Ты смеешь прикасаться ко мне, леблаббий?

— В любое время, — отрезал он. — Перво-наперво, не называй меня больше леблаббием. Я тебя не просто ударю, я убью. Я не обязан сносить твое высокомерие. Ваше презрение основано на пустом, отвратительном и болезненном эгоизме. Если еще хоть раз назовешь меня так, я убью тебя. Ты меня, знаешь ли, ни в чем не превосходишь. Именно ты зависишь от меня.

— Я завишу от тебя?

— Разумеется, — подтвердил Кикаха. — У тебя есть план бегства, такой, который может сработать, даже если он дикий?

Содрогаясь от усилий, Анана взяла себя в руки и немного успокоилась. Затем она заставила себя улыбнуться. Если бы Кикаха не знал о скрытой ярости, то счел бы эту улыбку самой прекрасной, очаровательной и соблазнительной из всех, что ему приходилось видеть в двух вселенных.

— Нет, у меня нет плана. Ты прав. Я завишу от тебя.

— Ты, во всяком случае, реалистка, — заметил он. — Большинство Властелинов, как я слышал, настолько высокомерны, что скорее умрут, чем признаются в какой угодно зависимости или слабости.

Эта гибкость, однако, делала ее и более опасной. Он не должен забывать, что Анана — сестра Вольфа. А Вольф говорил ему, что его сестры Вала и Анана являлись, вероятно, самыми опасными изо всех женщин. Даже делая скидку на вполне простительную семейную гордость и определенное преувеличение, они, вероятно, были крайне опасными особами.

— Оставайся здесь! — скомандовал Кикаха.

Он бесшумно и быстро бросился вслед на Нимстоулом. Он не мог понять, как двое Властелинов сумели попасть сюда раньше его. А самое главное, откуда они узнали о малых тайных вратах в храме? Только одним способом: во время своего краткого пребывания во дворце Вольфа они видели карту с их местонахождением. Анана не была с ними, когда это случилось, или, если и была, то по какой-то личной причине хранила молчание.

Но если про них могли узнать двое Властелинов, то почему Черные Колокольники не нашли их тоже, ведь времени у них было больше? Через минуту он нашел ответ. Колокольники знали о вратах и поставили перед ними двух часовых. Но этих двоих убили, одного закололи, а другого удавили.

Дверь на углу здания была открыта настежь, и оттуда лился свет. Кикаха осторожно проскользнул через узкое отверстие в небольшое помещение. В камень пола были вделаны четыре серебряных полумесяца, а четыре, висевшие на настенных колышках, исчезли. Двое Властелинов использовали врата для побега и прихватили с собой остальные полумесяцы, чтобы никто больше не воспользовался ими.

Разъяренный Кикаха вернулся к Анане и сообщил ей эту новость.

— Этот путь отпадает, но мы еще не повержены, — закончил он.

Кикаха тронулся дальше по изогнутой дорожке из диоритовых камней, инкрустированных по краям небольшими алмазами. Он остановился перед огромной клеткой. В ней стояли бок о бок две птицы и прожигали Кикаху взглядами. Ростом они достигали двух с половиной метров. Головы их были бледно-красными, клювы и ноги — бледно-желтыми, крылья и тела зелеными, как полуденное небо, а глаза — алыми щитами с черными точками. Одна птица заговорила голосом гигантского попугая:

— Кикаха, подлый Обманщик, что ты здесь делаешь?

В этой огромной голове находился мозг женщины, похищенной Джадавином три тысячи двести лет назад с берегов Эгейского моря. Мозг этот был трансплантирован ради развлечения Джадавина в созданное в его биолаборатории тело орлицы. Эта орлица оставалась одной из немногих, имевших человеческий мозг. Громадные зеленые орлицы, сплошь самки, воспроизводились путем партеногенеза. Из первоначальных пяти тысяч в живых оставалось еще около сорока.

Миллионы ныне живущих являлись их потомками.