Филип Фармер - Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.

Это, кажется, все, что знал о ней Ипсевас. Еще он помнил, что до того, как ее похитил Властелин, у Подарги было другое имя, и что он был когда-то хорошо знаком с ней.

Вольф принялся расспрашивать дальше, так как его заинтересовало, что Ипсевас может рассказать ему об Агамемноне, Ахилле, Одиссее и других героях гомеровского эпоса. Предполагалось, что Агамемнон был историческим персонажем. Но как насчет Ахилла и Одиссея?

— Они и в самом деле существовали? — спросил Вольф.

— Конечно, существовали, — сказал Ипсевас. Он крякнул, а затем продолжил: — Я полагаю, тебе любопытно узнать о тех днях, но я мало что могу рассказать. Это было слишком давно, слишком много праздных дней прошло. Дней, веков, тысячелетий — один Властелин знает. И слишком много выпито.

Весь остальной день и часть ночи Вольф пытался выкачать из Ипсеваса сведения о тех временах, но мало что получил за свои хлопоты. Заскучавший Ипсевас выпил половину своего запаса орехов и, наконец, захрапел. Из-за горы пришел зеленовато-золотой рассвет.

Вольф уставился на воду, такую прозрачную, что он мог видеть сотни тысяч рыб фантастических очертаний и роскошных цветов. Из глубины поднялся ярко-оранжевый тюлень, существо, похожее на живой бриллиант. Рванул назад отброшенный тюленем спрут с пурпурными жилами. Далеко внизу на секунду появилось что-то огромное и белое, а затем нырнуло обратно на дно.

Вскоре до Роберта донесся рев прибоя, и показалась тонкая белая линия пены у подножья Тайяфайявоэда. Гора, казавшаяся такой гладкой на большом расстоянии, была изломана трещинами, выступами и пиками, вздымавшимися откосами и замерзшими каменными фонтанами. Тайяфайявоэд все рос и рос, и, казалось, висел над миром.

Вольф расталкивал Ипсеваса, пока зебрилла, стеная и бурча, не поднялся на ноги. Он поморгал покрасневшими глазами, почесался, откашлялся, а затем протянул руку за новым пунш-орехом.

Наконец, по настоянию Вольфа, он так вырулил рыбу-парус, что ее курс лег параллельно подножию горы.

— Я когда-то был знаком с этим районом, — сказал он. — Некогда я думал влезть на гору, найти Властелина и попытаться... — Он помолчал, почесал голову, вздрогнул и закончил. — Убить его! Вот! Я знал, что могу вспомнить это слово. Но это было бесполезно. У меня не хватило духу попробовать совершить это в одиночку.

— Теперь с тобой я, — заметил Вольф. Ипсевас покачал головой и выпил еще.

— Теперь — не тогда. Если бы ты был со мной тогда... Ну, что толку болтать? Ты тогда еще даже не родился. Тогда еще не родился и твой пра-пра-прадед. Нет, теперь уже слишком поздно.

Он замолчал, направляя рыбу-парус через отверстие в горе.

Огромное создание внезапно отклонилось от курса. Парус сложился у мачты из жесткого, как кость, хряща, тело поднялось на огромной волне, а затем они оказались в спокойных водах узкого, крутостенного и темного фиорда [7] Узкий глубокий морской залив с высокими скалистыми берегами. .

Ипсевас показал на ряд неровных карнизов.

— Воспользуйся ими. Ты можешь забраться далеко. Насколько далеко — не знаю. Я устал, натерпелся страху и возвращаюсь в Сад, чтобы никогда его не покинуть, я думаю.

Вольф уговаривал Ипсеваса. Он сказал, что ему очень даже понадобится сила Ипсеваса, и что Хрисеида в нем нуждается. Но зебрилла покачал своей массивной головой.

— Я дам тебе свое благословение, чего бы оно ни стоило.

— А я благодарю тебя за то, что ты сделал, — сказал Вольф. — Если бы ты недостаточно сильно хотел прийти мне на помощь, я бы до сих пор качайся на конце веревки. Может быть, мы снова встретимся с тобой. Вместе с Хрисеидой.

— Властелин слишком могуч, — возразил Ипсевас. — Неужели ты думаешь, что у тебя есть шанс против существа, способного создать свою собственную личную вселенную?

— У меня есть шанс, — ответил Вольф. — Покуда я борюсь, шевелю мозгами и имею некоторое везение, у меня есть шанс.

Он спрыгнул с раковины и чуть не поскользнулся на мокром камне.

— Дурное знамение, друг мой! — крикнул Ипсевас.

Вольф обернулся и, улыбнувшись ему, прокричал в ответ:

— Я не верю в знамения, мой суеверный друг-грек! Пока!

Он начал восхождение и не останавливался, чтобы посмотреть вниз, около часа. К тому времени большое белое тело гистоихтиса стало тонкой, бледной нитью, а Ипсевас — только черной точкой на его оси. Хоть Роберт и знал, что его нельзя разглядеть, он помахал зебрилле и возобновил восхождение.

Еще час карабканья по скалам вывел его из фиорда на широкий карниз на поверхности утеса. Здесь снова засиял яркий солнечный свет. Гора казалась по-прежнему высокой, а путь — тяжелым, и радоваться было не из-за чего. Руки и колени кровоточили, подъем утомил его. Вольф сперва собирался провести ночь на карнизе, но изменил решение. Покуда есть свет, следует им пользоваться.

Он снова гадал, был ли прав Ипсевас, когда сказал, что гворлы, вероятно, выбрали этот маршрут. Испевас утверждал, что там, где море врезалось в гору, были и другие проходы, но они находились далеко. Роберт искал следы того, что гворлы прошли этой дорогой, но ничего не нашел. Это не означало, что гворлы выбрали другую тропу — если эту рваную вертикаль можно назвать тропой.

Спустя несколько минут Вольф вышел к дереву, росшему прямо из скалы. Под его кривыми серыми ветвями и пестрыми коричнево-зелеными листьями валялись пустые ореховые скорлупки и сердцевины плодов. Они были свежими. Кто-то не слишком давно останавливался позавтракать. В ореховых скорлупках осталось достаточно мяса, чтобы Роберт мог полууспокоить сосанье под ложечкой. Остатки плодов содержали так небходимую ему влагу.

Шесть дней он лез на гору и шесть дней отдыхал. На поверхности этого перпендикуляра существовала жизнь. На карнизах, из пещер и трещин росли маленькие деревья и большие кусты. Порхали птицы всех видов, мелькало множество мелких животных, которые кормились ягодами, орехами или друг другом. Роберт убивал птиц камнями и ел их мясо сырым. Он обнаружил кремень и сделал грубый, но острый нож. С его помощью он смастерил короткое копье с деревянным древком и другим кремнем в качестве наконечника. Он стал худощавым и твердым от толстых мозолей на руках, ногах и коленях, борода у него удлинилась.

На утро седьмого дня Вольф взглянул с карниза и прикинул, что, должно быть, находится, по меньшей мере, в двенадцати тысячах футов над уровнем моря. И все же воздух не был ни разряженнее, ни холоднее, чем в начале восхождения.

Море, достигавшее примерно двести миль [8] 1 морская миля — 1852 метра. в поперечнике, выглядело, словно широкая река. За его пределами лежала грань края мира, Сад, из которого он отправился в погоню за Хрисеидой и гворлами. Грань казалась узкой, как кошачий усик, а за ней — только зеленое небо.