Феликс Дымов - Санаторий

Фарбер закрыл глаза и закачался.

— Это у него от голода, — сказал Корень. — Ты, Карлик, брось голодовку. Еще три дня не поешь, и в одиночку отправят. Все уже пробовано-перепробовано. Ладно, ты посиди, — он усадил Карлика в углу. — А мы сейчас быстро тюки разбросаем.

Дикари опять принялись за работу. Прошло несколько часов, прежде чем в сортировочной появился коридорный. Он приказал прекратить работу и отвел их в блок. Немного погодя им дали пообедать. На этот раз Фарбер не отказался от похлебки. Дикари переглянулись.

— Глянь, оживает, — сказал Хлыщ. — Ишь, как щи рубает, аж за ушами трещит.

Но отказ Фарбера от продолжения голодовки был скорее актом отчаяния. Он доел то, что Хлыщ назвал щами, и сказал:

— Все возвращается на круги своя.

Хлыщ присвистнул. Корень и Серый переглянулись, а Желудь вдруг тоже перестал есть и как-то ревниво посмотрел на Фарбера. Долговязый Фарбер поставил миску на пол и лег на кушетку. Он полежал так и добавил:

— Я тут уже был, — он помолчал еще немного и при гробовом молчании продолжил: — Длина коридора — два “пи эр”, где “эр” равно двумстам сорока метрам. Электромагниты поснимали, образовались ниши, в которых устроили блоки. Ширина блока вдоль коридора — пять метров, значит, всего здесь — не знаю, как это сейчас называется, — примерно шестьсот блоков. Если в каждом человек по пять, получаем три тысячи дикарей. — Теперь он засмеялся. — Три тысячи… Хе… дикарей, — повторял сквозь смех Фарбер. — Это многовато… Хе-хе… на один синх… хе-хе… рофазотрон…

— Сегодня что, день юмора? Первое апреля? — завопил Хлыщ. — Каждый сходит с ума по своей надобности? Заткните ему глотку.

— Подожди, — сказал Корень и подошел к кушетке Фарбера. — Карлик, перестань шуметь, коридорный придет. Скажи толком. Это значит, мы в ускорителе пять лет проторчали?

— Я тут диплом делал, — разъяснил Фарбер.

— Ну, слава богу, физик, — вздохнул Серый. — А я уже начал думать, что фермеров тоже в дикарей записали.

— Да фермер я, — возразил Фарбер, — а физику я давно бросил.

— Опять ничего не понимаю, — заныл Серый.

— Да замолчи ты, а то кабеля поотрываю, — буркнул на него Хлыщ.

Корень укоризненно посмотрел на скрипача и кибернетика. Внутри себя он ощутил давно забытый зуд. Он почувствовал — сейчас должно случиться что-то очень важное. Словно к нему пришла какая-то новая идея. Собственно, она еще не пришла. Именно, она еще не пришла. И если бы он был мальчишкой, он бы просто не заметил, как она постучалась. Какой-нибудь любитель на его месте, может быть, очень сильно разволновался бы. Стал бы столы накрывать, нарзаном угощать, анекдоты рассказывать и вообще всячески завлекать. Но Корень был профессионалом, правда, поневоле безработным. Он не стал суетиться. Он знал, что идея эта никуда не денется, придет и развалится на диване, еще и приставать начнет. Корень вдруг понял, что этот дылда фермер должен сыграть какую-то важную роль в его судьбе, в судьбе его друзей, а может быть, и не только их одних. Он спросил, переходя на “вы”:

— Вы в городе были, потому что уборочная кончилась?

— Приехал обсудить, посоветоваться. Совсем плохой урожай, все пришлось катками заровнять, — ответил Фарбер. — Да я только на прием записался в министерство. Приходите через недельку, говорят. Пришел, приехал. Все мой язык длинный. Зачем я вообще с ним разговаривал, — перескочил Фарбер. — Но и то сказать, не каждый день землянина встречаешь. Эх, мистер Игор, мистер Игор…

Дикари встрепенулись. Серый уже собрался что-то спросить, но Корень махнул ему рукой, чтоб молчал. Фарбер, ничего не понимая, смотрел на них.

— Вы продолжайте, — как можно мягче попросил Корень.

— Я с ним два раза поговорил. На совершенно нейтральную тему. А эти кретины: “Гвалта, Гвалта…” А я не знаю вообще, кто такой Ремо Гвалта…

Корень победно посмотрел на дикарей и сказал:

— Значит, Бычок дошел.

— Подождите, ничего не понимаю…

— Чего ты, Серый, не понимаешь? — спросил Хлыщ и пояснил: — Через три недели после бегства Бычка на Санатории появляется землянин. Дурья твоя башка, смычок ты неканифоленный. Прыгай и радуйся, он прорвался.

— А может быть, это совпадение? — не унимался Серый.

Но его уже никто не слушал. Хлыщ заплакал как ребенок. Он подходил то к одному, то к другому, обнимался, тряс, сморкался. В общем, был безмерно счастлив. Фарбер от удивления привстал. Корень присел к нему на кушетку и спросил:

— Вас заподозрили в связи с землянином и Ремо Гвалтой?

— Да, они говорили, что Ремо Гвалта — опасный государственный преступник. Они все спрашивали меня, что землянин знает о Гвалте. Но мне землянин ничего не говорил о Гвалте. Честное слово.

Фарбер не понимал, чему радуются эти люди. Он не понимал, зачем его поместили сюда. Он не хотел иметь с ними ничего общего. Пусть они кричат и радуются, пусть плачут и ругаются, это его не касалось. Это не могло его касаться. За несколько дней Фарбер потерял все: семью, ферму, нормальное жилье, свободу ходить, куда ему хочется, свободу делать то, Что он считает нужным. “Они настоящие дикари, — думал Фарбер, — иначе их бы не поместили сюда, в это высоконаучное подземелье. Боже! Санаторий ли это? За что его избили и бросили сюда?” Из всего, что окружало сейчас Фарбера, единственно реальным и неоспоримым был гигантский ускоритель, модифицированный таким необычным образом.

— Не падайте духом, Карлик, — поддержал его Корень. — Все образуется. Не сегодня завтра нас освободят. Им придется это сделать. Иначе и быть не может.

До семи часов вечера оставалось несколько минут, когда из отеля вышли двое — мужчина и женщина. Он — пришелец из других, неведомых ей миров. Она — жительница здешнего мира, называемого странным и неуместным для планеты именем Санаторий. Внешне они совершенно не соответствовали друг другу. Отдыхающие, проходящие мимо, оглядывались на них. Женщины и люди в униформе оглядывались на него. Мужчины оглядывались на нее. На нем был легкомысленный свитер, свидетельствующий о полном невежестве его обладателя в вопросах современной моды. Она — полная противоположность. Шикарное платье с глубоким вырезом находилось в вопиющем противоречии с одеждой ее спутника и с ее положением в здешнем обществе. “На какие шиши, спрашивается?” — хмыкнул про себя Варгин и просил:

— Ты считаешь, что нам непременно нужно сходить в театр?

— Конечно. Вам обязательно нужно побывать там.

— Кэтрин, перестань говорить мне “вы”. Это смешно, — возмутился Варгин.

— Если смешно, смейтесь. У вас хорошо получается.

— Скрипучая Жаркомба. Поверь, я очень хочу побыть с тобой, но идти в театр… Понимаешь, я сегодня такой театр видел, что мне теперь надолго хватит.