Владимир Владко - Седой капитан

Педро быстро оглянулся. Они стояли в стороне от других людей. С одной стороны тротуара, ближе к подъезду, был он с Фредо, с другой стороны, возле мостовой – агент и этот горбоносый человек, который тоже, очевидно, имел какое‑то отношение к полиции. Решение пришло сразу. Педро знал, что Фредо, как и он сам, готов ко всему.

— Вы хотите знать, что я скажу дальше? – Спросил он высокого незнакомца. – И притом вполне откровенно?

Горбоносый человек презрительно пожал плечами и продолжал с интересом рассматривать Педро. Видимо, незнакомец был несколько удивлен смелым поведением своего собеседника: ведь он привык к другому – к тому, что люди терялись, как только убеждались, что имеют дело с агентами всесильной полиции кровавого каудильо.

— Да, да, говорите, я слушаю вас, – повторил он. Его правая рука выразительно шевельнулась в кармане пиджака.

— Вот что я имел в виду! – Вдруг воскликнул Педро, бросаясь вперед на незнакомца. Тот выдернул из кармана руку с пистолетом. Но было уже поздно. Тяжелый кулак Педро Дорильо, рабочего–грузчика, ударил высокого мужчину в висок. Взмахнув руками, горбоносый без звука упал на тротуар. Его автоматический пистолет глухо ударился об асфальт. Педро оглянулся. Он увидел, что Фредо Виктуре, не теряя времени, сделал то же самое с агентом полиции.

— Сюда, Фредо! – Крикнул Педро. – Этот подъезд имеет второй выход. А там проходной двор. Подбери пистолет этого полицейского, – добавил он, быстро поднимая пистолет горбоносого. – Это нам пригодится если не сейчас, то потом. Но скорее, пока никто не пришел на помощь этим собакам!..

И они скрылись за тяжелыми дверями, не оглядываясь на двух агентов полиции, лежавших на тротуаре без сознания.

1. Назначение Мигеля Хуанеса

В приемной начальника иберийской государственной полиции детектив Мигель Хуанес, главный инспектор управления розыска, на минутку задержался перед большим зеркалом, чтобы поправить галстук, который и без того безупречно застыл плоской бабочкой под туго накрахмаленным воротничком. Из прозрачного прямоугольника зеркала на Хуанеса смотрело чисто, до синевы выбритое лицо энергичного и решительного человека. Густые брови, острый взгляд пронзительных, глубоко посаженных глаз, которые замечали малейшие детали во время запутанных расследований; горбатый тонкий, как у ястреба, нос и выступающий вперед квадратный подбородок, что свидетельствовало о силе характера и неумолимой, железной воле их владельца, – все это могло служить примером тех обязательных черт, которые должны отмечать выдающегося детектива. Прямой пробор, который разделял на две равные части черные блестящие волосы, и короткая, хорошо обкуренная трубка, из которой всегда поднимался в воздух ароматный седой дымок, дополняли это выразительное лицо, которому мог бы, наверное, позавидовать сам прославленный Шерлок Холмс.

Мигель Хуанес не задержался перед зеркалом ни на мгновение дольше, чем было нужно, чтобы коснуться пальцами галстука и смахнуть пушинку с плеча своего элегантного темно–серого костюма; и никто бы не сказал, что за эти несколько секунд Хуанес обратил внимание на что‑то другое – например, на нескольких чиновников, ожидавших приема у начальника полиции и сразу бросивших перешептываться, увидев детектива, или на влюбленный взгляд секретарши, которая не сводила восхищенных глаз с его высокой стройной фигуры. Мигель Хуанес не интересовался или по крайней мере не выказывал никакой заинтересованности к таким мелочам. Мигель Хуанес знал себе цену.

Он непринужденно отворил тяжелые двери кабинета и вошел, из вежливости вынув трубку изо рта. Навстречу ему раздался густой басовитый голос:

— А, Хуанес! Заходите, заходите, друг мой, я как раз собирался вызвать вас.

Начальник иберийской государственной полиции Карло Кабанерос, тучный, с обвисшими щеками красновато–синего цвета и маленькими глазками, почти начисто лишенными ресниц, сидел в удобном кожаном кресле за большим письменным столом. Бритая круглая голова его сверкала, как желтый бильярдный шар. Глаза не отрываясь смотрели на прибывшего острым, хорошо знакомым всем служащим полиции взглядом, который, казалось, мог просверлить человека насквозь. Но на этот раз злые глазки имели другой выражение – в них как будто поблескивало что‑то дружеское.

Мигель Хуанес поклонился. И вдруг почувствовал тупую боль в левом виске, на котором, хотя и старательно запудренном, все же виднелся большой синяк. Не сдержавшись, Хуанес потер висок рукой, пытаясь сделать это незаметно. Но от зоркого взгляда начальника трудно было что‑то скрыть.

— А что это с вами, Хуанес? Покажите‑ка! О, синяк, и еще какой! Откуда у вас такое украшение? Кажется, вчера его еще ​​не было?

Детектив выпрямился

— Небольшая неприятность, господин Кабанерос. Пришлось задержать одного подозрительного. Во время этой истории на Авеню–дель–Прадо. К сожалению, была очень большая суета. И ему удалось, воспользовавшись этим, ударить меня. Вот и все.

— Кто же был этот наглец? Ударить в висок – и еще кого! – Нашего ведущего детектива! Ну, надеюсь, он получит теперь урок, достойный такой наглости, хе–хе, да, Хуанес?

Детектив замялся. Видно было, что этот разговор был ему не очень приятен.

— Кхм… к сожалению, этот человек успел убежать в этой суматохе, – ответил он сдержанно. – Конечно, я его найду позже. Потому что хорошо запомнил его лицо…

— А еще лучше, пожалуй, кулак, хо–хо–хо! – Захохотал начальник полиции.

Мигель Хуанес позволил себе не присоединиться к этому смеху: по его мнению, остроты и шутки шефа иногда бывали довольно сомнительными и во всяком случае неделикатными. Ясное дело, он не сказал ничего, но Кабанерос заметил, что смеется один. Его лицо сразу же сменило выражение.

— Ну, ну, Хуанес, я только пошутил, – сказал он. – Уверен, что он от вас не убежит. Однако все это мелочи, друг мой, по сравнению с главным. Я, собственно, и собирался вызвать вас именно в связи с вчерашними событиями на Авеню–дель–Прадо… Да садитесь, садитесь! И можете курить.

Начальник полиции скрестил свои коротенькие рыхлые руки и уселся поудобней в кресле.

— Должен сказать сразу, Хуанес, что правительство очень недовольно нами. То есть полицией, – продолжал он. – Мне рассказывали, что сам каудильо сердится! Вы понимаете, что это значит и для меня и для всех нас? Каудильо сердится, Хуанес! Он говорит: «На черта мне нужна такая полиция, которая позволяет подобные дерзкие выходки сумасшедших ученых?» А полиция – это я, понимаете?

— Ну, насчет вашего разрешения… – Начал Мигель Хуанес, но Карло Кабанерос тут же оборвал его: