Михаил Ардышев - Живее всех живых (сборник)

– Вот и Дед Мороз пришёл, ёлку принёс, – увидев меня, весело продекламировала «мама».

– Ты что, мама? Это не Дед Мороз, это папа, – серьёзным тоном возразил «сын» и на четвереньках подполз ко мне. – Где ставить будем? Как обычно, в углу?

– Конечно. Доставайте крестовину.

Подстрогав ствол у места спила, я насадил ёлку на деревянную подставку и водрузил на законное место в противоположном от телевизора углу.

– Кто будет наряжать?

– Мы, мы! – Лена с Ромой тянули руки.

– Хорошо. Тогда я на кухню резать салаты.

Оливье был почти готов, когда сзади бесшумно подошла Лена и обняла меня. Так привычно. Так приятно. Словно не было никакой ссоры.

Встав на цыпочки, она зашептала мне в ухо:

– Дениска, он всё обо мне знает. Моих родителей – его бабушку и дедушку. Где они живут. Где я работаю… Всё-всё-всё. Даже знает о моей родинке рядом с пупком.

Она замолчала. Я резал солёный огурец. Откромсав с обеих его сторон по приличному куску, я отправил одну «попку» себе в рот, вторую подал через плечо. Через секунду сквозь аппетитное хрумканье донеслось:

– Знаешь, он такой милый. Мне иногда кажется…

– Мам, – раздалось из зала. – Помоги мне. Я не достаю.

Лена убежала. Я высыпал порезанный огурец в большое блюдо к ожидавшим его картошке, яйцам, колбасе, зелёному горошку и полез в холодильник за майонезом.

Стол получился на загляденье. Мы торжественно стояли вокруг, не решаясь присесть. Ромка не выдержал первым.

– Чего стоим? – И забрался на стул. Мы последовали его примеру.

По телевизору прогудели фанфары, появился Путин.

– Денис, открывай, – негромко предложила Лена. Я взял бутылку шампанского.

– Папка, сделай, чтоб бабахнуло! – восторженно прошептал Ромка.

Я осторожно потянул пробку, одновременно вращая её из стороны в сторону. В последний момент резко отпустил, и она с хлопком выстрелила. Лена ойкнула, а Ромка радостно захлопал в ладоши.

Президент всё ещё говорил, и наш малыш спросил, наблюдая, как я разливаю пенящуюся жидкость по бокалам:

– А зачем люди чокаются?

Я пояснил:

– Древний обычай. Когда чокаешься, напиток переливается из одного бокала в другой. Это знак доверия, что тебя не хотят отравить.

Ромке я налил сок.

Часы на Спасской башне пробили первый раз.

– …два, три, четыре… – считали мы хором. На двенадцатом ударе небо за окном озарилось фонтанами множества фейерверков, заранее закупленных предусмотрительными гражданами. Мы закричали «Ура» и выпили. А потом прилипли к стеклу и долго смотрели на яркие вспышки в чёрном небе, на людей, высыпавших из подъездов, на всеобщее ликование и массовое умопомрачение. Такого Нового года в моей жизни точно не было…

Идти кататься с горок предложил Ромка. Мы с Леной переглянулись. В груди ностальгически кольнуло. Когда ж я последний раз…? Увидев озорной огонёк в её глазах, я, не раздумывая, скомандовал:

– Давайте наперегонки. Кто быстрей оденется, тот первым катится.

Народ дружно покинул праздничные столы и нестройной толпой двигался в сторону парка культуры, где, как всегда, был выстроен снежный городок. Дети юных возрастов, преимущественно на плечах захмелевших папаш, радовались редкой возможности не отправиться рано спать.

– У меня ледянок нет, – грустно изрёк Рома.

Я огляделся. Почти каждый ребёнок держал в руках пластиковые санки – этакое сиденье с ручкой, рельефом повторяющее детскую попу.

– Ждите меня здесь, – крикнул я и побежал к ближайшему круглосуточному ларьку. Ледянки в таких местах не продают, конечно же. Но через минуту я уже нёсся обратно с приличного размера картонкой из-под марокканских мандаринов.

В снежном городке был аншлаг. Мы медленно продвигались наверх по крутой деревянной лестнице. Здесь все были равны. Ребёнок, взрослый – не важно. Вернее, взрослых здесь не было. Все были детьми: пяти-, десяти, сорока– и шестидесятилетними. Когда подошла наша очередь, мы дружно плюхнулись на картонку: Рома, мама и я замыкающим. Я хотел оттолкнуться, но не успел. Кто-то сзади любезно мне помог, и, судя по всему, ногой. Мы понеслись…

Не надо ломать копья в попытках изобрести машину времени. Всё до банальности просто. В одно мгновенье я перенёсся на…цать лет назад. Чувства нисколько не притупились. Те же восторг, страх, возбуждение. Всё быстрее и быстрее, и ветер в лицо, «эй, впереди, отходите!» Деревянный помост кончается, подо мной неровный лёд, надо тормозить, а впереди копошатся, пытаясь подняться, такие же, как я. И мы сбиваем их, они валятся на нас, лежат, смеются. И всем хорошо…

Мы выползли на снег, все втроём. Сидели и хохотали, обнявшись. Потом, как по команде, вскочили и побежали занимать очередь у деревянной лестницы.

…Домой мы брели усталые и счастливые. На полпути Ромка закапризничал, и я взял его на руки. Он уткнулся мне в грудь и быстро заснул. Снег падал большими пушистыми хлопьями. Мы шли по тополиной аллее, оставляя за собой две неприметные дорожки следов. Минута, и, облепленные упавшими снежинками, они пропадали в белом ковре скрывающего всё и вся новогоднего снега.

Ромка так и не проснулся, лишь пробормотал что-то, когда Лена раздевала его. Но как только голова коснулась подушки, он сразу затих. Мы стояли возле дивана и смотрели на это спящее под одеялом чудо. Кто ты, маленький мальчик Рома, так похожий на ангела?

За окном ещё раздавались редкие хлопки да всполохи последних фейерверков. Кто-то пытался пьяным голосом завести песнь про мороз и коня, но бросил эту попытку под возмущённое женское шиканье.

– Денис. – Лена лежала у меня на плече и водила ногтем, рисуя на моей груди только ей ведомый замысловатый узор. – Ты знаешь, я была не права. Мне не надо было на тебя давить. Если не хочешь знакомиться с родителями, значит время ещё не пришло.

– Нет, Лена. Я много думал об этом. Я хочу тебе кое-что сказать. – Ноготь на груди замер. Я прислушался к своим ощущениям. Никакого волнения, чувства эпохальности события и в помине не было. Я спокоен. Почему? Может, потому что это правильно, потому что я действительно этого хочу?

– Выходи за меня замуж.

Лена поднялась на локте и посмотрела мне в глаза. Что она увидела там, я не знаю. Я же в этих двух голубых океанах, наконец, увидел то, что предстаёт перед путником после многолетних скитаний.

Причал.

Конец исканий.

Вместо ответа, Лена наклонилась и поцеловала меня…

Я проваливался в сон. Падал, падал, падал в бездонный колодец небытия. На самом краю тающего сознания возник её голос:

– Любимый, я боюсь, что утром сказка кончится. Ромка исчезнет, а ты забудешь, что говорил мне.

«Не кончится, не исчезнет, не забуду», – успел я подумать и отключился.

– Мужчина. Мужчина! – кондукторша трясла его за плечо.