Анатолий Бритиков - Дом с привидениями

Все зааплодировали, Сударушкин поклонился. Потом Кэндзибуро Смит выключил освещение, и аплодисменты усилились. Этот странный, сконцентрированный в двадцати четырех язычках открытого пламени свет колебался от невидимого и неощутимого движения воздуха и жил своей жизнью. Костюмы стали выглядеть иначе, а украшения заиграли с большей силой, и даже в глазах людей появились загадочные и неверные искорки того же огня.

Невидимый оркестр заиграл вальс, которым независимо от переживаемой эпохи начинался каждый праздник, и пары поплыли по дворцовому залу, где еще несколько часов назад дымились трупы жутких химер психопата Ван Риксберга. Праздник начался.

Эррера жил на корабле как в казарме, все зная о десантниках, и даже на празднике выполнял свой долг командира самым подходящим, как он считал, образом. Естественно, что на Ютту у него почти не оставалось времени. Недаром она как-то сказала Жаннет, с которой дружила: “Антуан твой муж, твой. Рэд принадлежит Мзие, а Эррера принадлежит всем. И мне мало моей доли!”

Вот и сейчас он протанцевал сначала со всеми дамами и сказал каждой что-то веселое и приятное, а затем уж подошел к Ютте. Сказал комплимент. Она не обрадовалась. Она создала улыбку на своем прекрасном лице и обозначила благодарность холодноватым поцелуем в лоб.

Эррера, огорченный, оставил ее и подошел к Алексею Сударушкину, тощему желчному и остроумному человеку, с лицом, как бы обтянутым кожей, и тонкими, ниточкой, губами. Кажется, именно в желчи и остроумии сейчас нуждался молодой офицер.

— Как тебе нравится Жаннет?

— Жаннет? Знаешь, когда я мысленно снимаю с нее косметику, пудру, мушку и платье…

— …и надеваешь на нее рубище… — подхватил Эррера.

Он знал, что Алексею нравится Ютта. Оба рассмеялись.

— Зато хорош Антуан.

— Зануда. Но ему повезло. Он для нее средоточение ума и обаяния, — Алексей покривился. — Жаннет придана ему судьбой для его полного комфорта! Глядя на них и на вас с Юттой, я вывел закон биологической компенсации.

— Какой это?

— С древнейших времен мудрые, но лысые мужчины находили на свое несчастье красивых и обаятельных подруг, а стройные красавцы — некрасивых, умных и заботливых жен.

— Я не лысый, — растерялся Эррера.

— Извини, у меня плохое настроение! — сказал Сударушкин. Офицер повернулся и отправился налаживать отношения со своей “красивой, обаятельной подругой”.

Он решил задать ей один из естественных, но никчемных вопросов, ответом на которые служит фраза: “Потому что болит голова, я устала”. Нашел Ютту, но вопроса задать не успел, подошел Кэндзибуро Смит. За весь вечер капитан не произнес ни одного комплимента. Он их не готовил, как другие, так как был занят повседневными заботами и изготовлением свечей. Его единственный комплимент предназначался прекрасной мулатке.

— Впервые, — говорил он, пыхтя, как пыхтели от умственного напряжения настоящие капитаны семнадцатого века, — впервые я вижу румянец на шоколаде.

Сказано было неуклюже, но соответствовало мере восхищения, светившегося в его глазах, и прозвучало правдиво и трогательно. Лицо Ютты просияло, и в глазах от свечечек пошли лучи.

Эррера, слышавший и видевший капитанский восторг, почему-то сник и ушел бродить по залу, как разочарованный гимназист на балу где-то в конце девятнадцатого века. Время от времени он победительно и равнодушно окидывал взглядом танцующих и веселящихся товарищей, но ни разу почему-то его глаза не встретились с глазами Ютты.

И тогда, стараясь быть незаметным, он выскользнул из зала и пошел в рубку.

В рубке было тихо; словно какие-то механические насекомые монотонно жужжали и пощелкивали приборы; интимно перемигивались цветными лампочками щиты и пульты управления. На большом экране, прямо в визирной крестовине сияла маленькая планетка — их находка в странствиях, а теперь и пункт назначения. Есть ли жизнь на этом комке серебристой ваты, трудно было сказать, но наличие атмосферы вселяло надежды. Растительность, во всяком случае, если судить по анализам, там была. Экипаж напряженно ждал появления чуда и теперь, когда оно свершилось, танцевал на последнем балу во всеоружии неведения, возбужденный ожиданием необычного. Кто знал, все ли они вернутся обратно?

— Вы здесь, Эррера Мартин? Я так и знал. — У капитана была отвратительная манера называть членов команды полным именем и фамилией. Остальные давно уже перешли к сокращениям и школярским прозвищам. — Шли бы вы к Ютте Торгейссон, она ищет вас и огорчается.

Эррера, помедлив, обернулся, чтобы сказать какую-нибудь колкость, но не сказал. Он увидел, что капитан низко склонился над ЭТ-экраном, может быть пытаясь найти что-нибудь новое в изображении планеты, открытой им самим в огромном космическом море. Увидел, что капитан уже забыл про него, про Ютту, да и про сам бал. На лицо Кэндзибуро Смита мягко легла счастливая улыбка, разбежалась морщинками. Капитану было за шестьдесят.

— Вы знаете, сколько мне лет? — вдруг спросил Кэндзибуро. — Шестьдесят четыре! Предельный возраст для космолетчика. Сорок лет в космосе. Да, сорок лет, потому что, даже отдыхая между рейсами в кругу семьи, я все равно оставался здесь, на корабле, в космосе. Сколько я перетаскал грузов и людей с планет Солнечной системы и сопредельных, не сосчитать! Загнал до смерти четыре корабля, а ведь я человек аккуратный!

— У вас огромный опыт, капитан. — Офицер не понимал, с чем связана эта вспышка воспоминаний.

— Что значит сейчас мой опыт? Грамотно произвести посадку и старт в сложных условиях может выпускник академии с двухлетним стажем. Умение бороться с метеоритными полями и навигационное чутье — разве что это?.. А все-таки мне повезло! — Голос капитана зазвучал даже торжественно. — В радиусе тридцати световых лет любопытные человеки не нашли ни одной обитаемой планеты. Ни одной планеты с растительностью и даже просто пригодной для жизни. Тридцать восемь лет назад я участвовал в последней экспедиции, искавшей “братьев по разуму”. С тех пор внеземными цивилизациями занимаются дилетанты и энтузиасты. — Капитан вытянул руку к экрану. — И мне будет что внести в графу “Итог”. Горько только, что я сам не ступлю на ее почву!

— Теперь это проблема опять вспыхнет.

— Может быть.

Старик был прав: космические проблемы до сих пор мало занимали человечество.

Капитан после своей страстной речи опять погрузился в созерцание экрана. Эррера постоял, потом тихо выскользнул из рубки. Но в зал не пошел. Пусть поищет его Ютта, виноватая в том, что посмела радоваться без него. Пусть вспомнит, как попала сюда из дублеров.

Ютта действительно попала на “Левингстон” благодаря ему.

Почти перед самым отлетом из команды отчислили второго пилота, и Эррера убедил начальство и врачей, что не сможет жить и странствовать по Вселенной без Ютты Торгейссон. Ему пошли навстречу, а уж Ютту он уговорил сам.