Иван Крамер - Машины Российской Империи

© Крамер И., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Коллеги из газеты «Нью-Йорк уорлд» сообщают:

«Вчера необычное и пугающее происшествие взбудоражило жителей Нью-Йорка. Около семи часов вечера посреди Бродвея на мостовую упало человеческое тело. По словам очевидцев, оно появилось в воздухе и рухнуло под ноги ошарашенных прохожих, совершающих вечернюю прогулку.

Возникла паника. Оказавшийся поблизости репортер нашей газеты Ирвин Мартинсон первым обследовал тело. Это оказался немолодой смуглый мужчина в костюме из пятнистой кожи и сапогах с каучуковыми подошвами. По словам г-на Мартинсона, ногти мужчины были выкрашены черным лаком, а волосы заплетены в две косы. На них висели амулеты в виде черных шариков и того, что репортер описал как «шестерни с глазами». На груди незнакомца зияла смертельная рана, однако он был еще жив. Когда репортер, желая оказать помощь, склонился над ним, человек произнес два слова. Первое прозвучало как «сплетение», а вторым было нечто вроде «мирин э» или «мирин и».

Затем странный человек скончался. Увы, провести более тщательный осмотр не удалось, так как появившиеся полицейские оттеснили людей. Место происшествия было оцеплено, а тело увезено на автомобиле с удивительной поспешностью. Ирвин Мартинсон утверждает, что автомобиль этот не принадлежал полицейскому департаменту, и его окна были покрыты серебром, мешая разглядеть, что находится внутри».

Мама достала пистолет и сказала:

– Собирайся, малыш, поедем грабить «Царь-Банк».

Я только вошел в дом со свежей газетой в руках. Мне ее заявление сразу не понравилось. Во-первых, какой «малыш» – завтра мой день рождения, мне стукнет шестнадцать. Во-вторых, вот-те на, «Царь-Банк»! Не чересчур ли?

Но я не стал возражать. Одно дело – отец, который склонен внимать вескому голосу разума в моем лице, и совсем другое – мама, она у нас несгибаемая и непробиваемая. Папа так ее и зовет иногда: Стойкая Джейн.

Отец у меня наполовину ирландец, наполовину русский. А мама – англичанка и когда-то была акробаткой в знаменитом Солнечном Цирке Гарибальди. Я родился в Европе, но уже около десяти лет мы живем в России, изображая семью иностранных коммерсантов средней руки. Родители скрываются тут от сыщиков нескольких европейских стран. По-русски они говорят совсем без акцента, а я так и с самого начала без него говорил.

– Дело очень серьезное, такого раньше не было, – добавила мама, вставляя в кобуру большой блестящий револьвер, чью рукоять украшали «щечки» из черного агата с инкрустацией белым серебром – буквой « S». У отца такой же, только на рукояти другая буква – « Н». Эти пятизарядные револьверы – чей-то подарок, и с ними в жизни родителей связано нечто важное, послужившее причиной их бегства в Россию, тайна, о которой они никогда не рассказывают.

– Ясно, что дело серьезное, – сказал я. – Вы вообще хорошо подумали, прежде чем на такое решиться?

– Еще как подумали, – кивнула она.

Я в этом, честно говоря, сомневался, о чем говорить не стал, только спросил:

– Ну ладно, а что надеть?

– Комплект Номер Два: Тихое Скрытное Проникновение в Особо Грязных Условиях, – объявила мама, застегивая плащ и поправляя шляпку, похожую на букетик цветов. Шляпка эта очень идет к ее крашеным белым кудрям и вздернутому носу, о чем она, конечно же, прекрасно осведомлена. А еще в шляпке спрятано гибкое лезвие, которое удобно выхватывать, потянув за короткий шнурок.

– Мы поедем в другой одежде, чтобы не вызывать подозрений, а ты сразу переоденься, – добавила мама.

– Номер два… – недовольно повторил я и отправился в свою комнату на втором этаже, про себя ругая родителей за то, что заранее не предупредили о готовящейся операции. Ограбить «Царь-Банк»! Ведь такое на ровном месте не провернешь, они наверняка долго готовились – и все молчком, мне ни слова. Почему хотя бы утром было не сказать?

Поднимаясь по лестнице, я кинул взгляд на первую страницу газеты и встал столбом. В заглавной статье говорилось, что Всемирная Механическая Выставка, открытие которой было назначено через две недели, торжественно открывается завтра в десять утра. Ух! Напрямую не писали, но ясно было, что спешка вызвана желанием утереть нос французам, у которых в Париже вот-вот начнется своя Всемирная Выставка. В конце статьи был фотоснимок невысокого усатого человека в котелке – известного британского конструктора Вилла Брутмана. Он помогал русским железнодорожным инженерам в создании самого главного экспоната Российской империи, каковому экспонату еще только предстояло прибыть на Выставку из Санкт-Петербурга.

Ну вот, подумал я, входя в комнату, там Выставка начинается, столько всего на ней будет, а я тут торчу, потому что родителям, видите ли, приспичило грабить банк! В сердцах скомкав газету, швырнул ее на стол и начал переодеваться в комплект для Скрытного Проникновения в Особо Грязных Условиях: темный комбинезон из грубого сукна, который тяжело порвать и не жалко испачкать, черные ботинки и куртку. Форму свою, свидетельствующую о том, что я гимназист Первого Технического Училища, аккуратно повесил в шкаф. На учебе в Техническом настоял я. Родители были не то чтобы против, просто зачем им сын-инженер? Но не идти же мне в Полицейское Училище, этого бы они совсем не поняли. Да и люблю я всякие устройства, шестерни, клапаны и насосы. Люблю механику.

Эх, а ведь были серьезные планы на этот день! Во-первых, почитать учебник. Во-вторых, вместе с Петькой Сметаниным отправиться смотреть воздушные шары. И все, и конец моим планам, давай теперь, Алек, езжай с родителями, грабь банк. Есть все же в судьбе сына преступников большие минусы.

В общем, я собрался и вышел во двор. Стояла середина теплой осени, было пасмурно, но не холодно. Посреди двора отец разводил пары в карете. Она похожа на большую луковицу из желтого металла на четырех колесах. Сзади – котел, паровой двигатель и бак с автоподачей для угля, по бокам окошки, решетчатые, прикрытые занавесками. Серьезная машина, в квартале больше ни у кого такой нет. Здесь все больше разъезжают на семейных паровозках вроде «москвича», «строганова» и «доброконевой» производства фирмы «Паровые Машины Кулибина».

Карета пыхнула паром, а отец повернулся ко мне. Мы с ним не особо похожи. Он жгучий брюнет, у меня же волосы чуть ли не белые, он – крупный, на две головы выше меня, движения у него размашистые, голос зычный, а душа широкая, как Невский проспект. Непонятно, в кого я такой пошел со своими тонкими чертами лица и худобой… А еще со склонностью все для начала обдумать, в то время как родители бросаются в очередное свое похождение, предпочитая обмозговывать детали на ходу.