Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

— Придется просить прощения.

И тогда Мюллер неожиданно заголосил:

— Господин Монни, простите нас, пожалуйста! Мы не нарочно! Нас заставили!

Ли вздрогнул от неожиданности и приотпустил рукав, за который держал Мюллера, тот вырвался и убежал, а следом за ним убежал и Ким. После этого Монни решил, что обкидать его дерьмом придумал господин Ли, и нажаловался директору, тот его внимательно выслушал, затем так же внимательно выслушал Ли и в тот же день уволил обоих. Старшеклассники были рады, что Бычьего Хера поперли, даже обещали отсыпать Мюллеру дурманной травы, но не отсыпали, обманули.

В старших классах Мюллер и Ким сдружились, все время ходили вместе как педики, разве что за руки не держались. Перси Молоток одно время дразнил их педиками, но Мюллер придумал какую-то пакость и Молотка побили старшеклассники, а за что конкретно, он никому не рассказывал, потому что стеснялся. Мюллер тоже никому не рассказывал, что за пакость он устроил Перси, говорил, что никакой пакости не устраивал, но все знали, что он врет, потому что устраивать сложные пакости во всей школе умел только Мюллер.

Ким был высок, широкоплеч, светловолос и розовощек, ни дать ни взять витязь из древнего эпоса. Физически Ким был хорошо развит, силен и могуч, но в драке был не силен, потому что трусоват. Зато очень любил нагадить кому-нибудь исподтишка, а придумать затейливую гадость соображения не хватало. Так что Ким и Мюллер, можно сказать, нашли друг друга.

Как и отчим Мюллера, отец Кима был богатым землевладельцем, но отчим Мюллера был жив, здоров и вечно пьян, а отец Кима в позапрошлом году погиб. Поехал в поместье то ли донос проверить, то ли просто так, а по дороге сверзился с моста и утонул вместе с лошадью. Речка была мелкая, а мост высокий, так что лошадь приложило о камни, она озверела, а всадник запутался ногой в стремени, короче, печалька. Мама Кима после этого случая стала много пить и принимать в гости разных мужиков. Кима это сначала злило, а потом он заметил, что мама теперь выдает карманные деньги по первому требованию и не запоминает, сколько выдала. Тогда Ким перестал злиться, а стал радоваться.

Как и Мюллер, Ким любил пошутить. Но шутки у него были не хитровывернутыми, как у Мюллера, а простыми и прямолинейными. В седьмом классе у них в классе учился мальчик по имени Рашид и прозвищу Тигра, такое неимоверное чмо, что его даже пятиклассники чмырили, потом родители его увезли в сельское поместье, чтобы не позориться, так вот, однажды Ким на уроке истории прополз на четвереньках по коридору и украл у Рашида сумку с тетрадями, притом Ким сидел на последней парте, а Рашид на первой, а Рита Жаба ничего не заметила. Это, как выяснилось, на самом деле просто, надо всего лишь ползти на полусогнутых, а когда дополз куда надо, потом не разворачиваться, а ползти задом наперед.

Когда ребята подросли, Ким стал тырить у мамы вино и угощать друзей, в первую очередь Мюллера. Но Мюллер вино не сильно любил, от угощения не отказывался, но и не увлекался. Гораздо больше он любил над кем-нибудь поглумиться. Но над Кимом не глумился, дружбу с Кимом он ценил.

Однажды в восьмом классе какая-то учительница заболела, заменить ее никто не пришел, ребята разбрелись по школе без присмотра, а Ким с Мюллером вышли во двор и там на помойке Ким нашел крысу. Крыса сидела в пустом ящике из-под какого-то барахла, людей не замечала и вся была какая-то снулая, должно быть, отравы наелась. Ким поднял ящик вместе с крысой, она не выскочила и даже не забегала внутри, только запищала, тихо-тихо, точно больная.

— А давай ее в школу принесем! — предложил Мюллер.

— Да ты что! — засмеялся Ким. — Она по дороге выскочит!

— Попытка не пытка, — сказал Мюллер.

Они попробовали и все получилось, крыса не выскочила. Поставили ящик напротив пустой по летнему времени раздевалки, сами отошли в сторону, присели на скамеечку, тут мимо проходила рабыня-уборщица и вдруг как завизжит! Из кабинета выскочил директор, думал, рабы-дворники опять уборщицу насилуют, а тут, слава богам, всего лишь крыса, да и то снулая. Но от рабыниного визга она тоже проснулась, выскочила из ящика, а тут как раз проходила Рита Жаба… Короче, повеселились на славу.

В целом Мюллер был доволен жизнью. Иногда ему казалось, что первые его десять лет, до чумы и переезда в верхний город, были дурным сном. Хорошо, когда есть что есть, и никому в семье не приходится работать. Зря он так поздно сообразил помолиться Птаагу, надо было раньше, хотя и так неплохо получилось. Школа напрягает, но это терпимо, если бы школы не было, ее стоило придумать. Потому что когда все время делаешь только то, что хочешь — это же озвереть можно. Когда Мюллер был совсем маленький, он так и зверел, придумывал всякие правила, сказки сочинял, чтобы с ума не сойти… Сказки, впрочем, он сочинял до сих пор, только никому не рассказывал, что сочинял, потому что стеснялся. Однажды попробовал рассказать, но его так обсмеяли… Люди завистливы, и когда видят, что кто-нибудь превосходит их в чем-нибудь кроме мордобития, сразу поднимают на смех. Хорошо учишься — ботаник, хорошо танцуешь — педик, не пьешь крепленого вина — маменькин сынок, гуляешь с девчонкой- жених и невеста. Можно, конечно, и с такими ярлыками жить, но лучше без них.

В пятнадцать лет мальчики только-только начинают тянуться к девочкам, но Мюллер опередил возрастную норму. Он лишился невинности в двенадцать, это случилось в сельском поместье, унаследованным Бартом в комплекте с городским домом. Ассоль однажды вывезла Мюллера на летние каникулы в поместье, ей кто-то рассказал, что это полезно для здоровья, и не соврал, это действительно оказалось полезно. Крестьянка по имени Леда и по прозвищу Столб была старше Мюллера на три года и выше на голову, но это не мешало им совокупляться две недели подряд, пока Леда не предпочла Мюллера взрослому конюху. Вернувшись в столицу, Мюллер решил, что теперь можно вести себя по-мужски, и стал ухаживать за девочками, причем успешно, но товарищи-мальчики его не поняли. Стали смеяться, тили орали до хрипоты — тили-тесто, а Мюллер на это почему-то повелся, хотя обычно дразнилок не замечал либо не подавал вида, а потом тихо мстил. А тут расстроился и перестал гулять с девками, потому что они дуры, а стал гулять с Кимом, но не в эротическом смысле, они же не педики, только в прямом смысле гулять, шататься по району туда-сюда, убивать время.

Как ни извращай природу растущего организма, она все равно возьмет свое. Сколько ни говорил Мюллер, что бабы дуры, в глубине души он понимал, что неправ. Обычно парни его возраста думают и мечтают о плотских утехах, о которых имеют самые фантастические представления (один придурок, помнится, убеждал Мюллера, что дырка у бабы сквозная и могучий любовник может нанизать сразу троих), но Мюллер уже знал, как там все устроено, и что ничего особо удивительного там нет. Мюллер хотел не столько секса, сколько любви, хотя и сам не понимал в полной мере, чего хочет. А ухаживать за девочками, как это уже начали делать его ровесники, он стеснялся. Он смотрел на одноклассниц, мечтал о каждой второй, но эти мечты превращались только в дурные шутки наподобие спереть карандаш посреди урока или дернуть за лифчик, чтобы расстегнулся. Девочки не понимали его чувств, думали, что он дурак, задержавшийся в детстве, и смотрели на него не то чтобы презрительно, но близко к тому. Мюллер понимал, что делает что-то неправильно, но что именно — не понимал, и от этого нервничал. А когда он нервничал, у него дергался глаз, и иногда он начинал заикаться, и от этого нервничал еще больше, а девчонки смеялись, добродушно, не издевательски, но он не понимал этого и злился еще больше, и становился еще более застенчивым, и это был замкнутый круг, конца которому Мюллер не видел. Впрочем, он и самого круга не видел и всего вышеперечисленного не осознавал, он был как животное, понимал, что что-то не так, а что именно — не понимал. И все чаще в собственных мыслях он называл себя неудачником.