Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

— Гм, — сказал господин Ион и оглядел Мюллера более внимательно. Улыбнулся своим мыслям, убрал палочку и сказал: — Да, точно, не ведьма, как же я раньше не заметил…

И он удалился, бормоча себе под нос:

— Действительно, какая ведьма с такими-то сиськами… Ах, молодость…

А Мюллер с Лаймой поцеловались еще раз и пошли из больницы прочь, искать круглосуточный трактир с нумерами на втором этаже. И там их любовь достигла кульминации.

В северной части Палеополиса, где проспект Айгуль Открой Личико пересекает улицу Роксфордской Обороны, за чугунным забором стоит дворец графини Патиритилап. Дворцом это здание называют по одной-единственной причине — оно входит в высочайше утвержденный перечень столичных дворцов. Раньше, когда хозяином этого места был Дельф Патиритилап, он еще как-то следил за состоянием построек, а когда граф умер и хозяйкой стала графиня Лайма, она все пустила на самотек, ремонты делать перестала, грибок из подвалов не вытравливала и даже молебны о прочности и долголетии не заказывала. Неудивительно, что дворец обветшал. Статуи облупились, фрески облезли, что даже в ясную погоду ни черта не разберешь на них, и штукатурка на лестницах и в коридорах тоже облезла, по углам сырость, жуть!

В прошлом Лайма Патиритилап была знаменитой столичной красавицей. Художники рисовали с нее картины, скульпторы ваяли статуи, поэты посвящали ей стихи и, говорят, сам император наводил справки о здоровье графини на предмет того, не включить ли ее в свой гарем. Казалось, Лайме предопределена великая карьера, но графиня, по всей видимости, прогневала богов, и они отомстили ей по полной программе.

Все началось с того, что Лайма споткнулась на лестнице, упала и выбила о ступеньку передний зуб. На первый взгляд, ничего страшного, пару недель походила щербатая, потом сделали протез из моржового клыка, улыбка стала лучше чем была. Но это был не просто несчастный случай, это было божье предзнаменование. Типа, готовься, графиня, скоро неприятности повалят валом.

Прошло два месяца, и граф Дельф тяжело заболел. Ходили слухи, что его отравили не то понаехавшие варвары, не то чиновники-коррупционеры. Дежурный провидец признал смерть графа естественной, но это неудивительно, у провидцев почти все смерти естественные. Графиня тяжело переживала несчастье, даже ушла ненадолго в запой, а когда выбралась, повадилась ходить на растаманские шабаши. Говорили, что Лайму посвятили в ведьмы не то второго, не то третьего уровня, но это почти наверняка клевета, потому что в ночь длинных ножей, когда графиню сволокли в больницу на освидетельствование, знахарь признал ее чистой. Кое-кто, правда, говорит, что знахарь признал ее чистой не просто так, а за взятку, причем взятку эту Лайма якобы заплатила не золотом, а собственным телом. Но это клевета.

Как бы то ни было, графиня пережила ночь длинных ножей, отделавшись легким испугом. С растаманской ересью она порвала, но в высший свет не вернулась, репутация Лаймы была подпорчена, а еще она подлила масла в огонь, объявив во всеуслышание, что балы, приемы и прочие светские развлечения ей осточертели, и отныне она будет вести простой и скромный образ жизни. После таких слов ее совсем перестали приглашать на светские мероприятия, так что ей поневоле пришлось жить скромно. Лайма закрутила роман с захудалым дворянчиком по имени Мюллер, они раньше то ли в одном классе учились, то ли в детский сад вместе ходили, и, говорят, была между ними наивная детская любовь, а потом они расстались и случайно встретились через много лет, а у Лайма как раз все эти передряги, хочется моральной поддержки, короче, вспыхнула старая страсть новым пламенем, и не угасла через месяц, а превратилась в большое светлое чувство. Мюллер и Лайма поженились, стали жить во дворце Патиритилап, жили скромно, приемов не устраивали и, если верить рабам, очень много времени проводили в постели. На следующий год Лайма родила Мюллеру дочь, которую назвали Анжелой, потом у них родилась вторая девочка, которая умерла через час после родов, даже имя дать не успели, а еще через два года родился мальчик по имени Жан. Лайма за это время сильно растолстела, но привлекательности в глазах мужа не утратила, рабы в один голос говорят, что графиня и виконт-консорт любят друг друга со страшной силой и хорошо бы каждому помолить светлых богов о такой сильной любви.

Финансовое положение супругов оставляло желать лучшего. От первого мужа Лайма унаследовала солидное состояние, но кое-что пришлось раздать другим родственникам, и получилось так, что в это кое-что вошел серебряный рудник, который был для графа Дельфа основным источником дохода. Судя по всему, дальние родственники подкупили стряпчего, оформлявшего наследство, а Лайма ничего не заметила, пока не стало слишком поздно.

Сейчас Мюллер и Лайма едва сводили концы с концами. Рабов у них осталось только трое: горничная, кухарка (она же кормилица для маленького Жана) и дворник, остальных пришлось распродать. Большую часть помещений сдавали в аренду, сейчас, например, на территории дворца размещалась лавка старьевщика-антиквара, лавка зеленщика, винный погребок и два благотворительных общества. Только одно-единственное крыло о шести комнатах безраздельно принадлежало супругам. С каждым годом жизнь Мюллера и Лаймы становилась чуть-чуть скуднее, и это неудивительно — цены растут, дом ветшает, и сколько ни поднимай арендную плату, все равно за ценами не угнаться, можно, конечно, сделать ремонт, но это лучше было делать раньше, пока были деньги, а теперь суетиться уже поздно.

Виконт-консорт Мюллер имел необычное для дворянина хобби — тайно подрабатывал знахарем в одной городской больнице. В ночь длинных ножей именно он осматривал Лайму на предмет того, не ведьма ли, и именно он признал ее чистой, так что слухи насчет того, что ее освидетельствование проходило не совсем справедливо, правдивы. Но взятку она Мюллеру не давала ни золотом, ни телом, он ее спас от лютой смерти добровольно, без принуждения, потому что любил. И замуж за него она вышла не по принуждению и не из благодарности, а тоже по любви. А ведьмой она была, это факт. Более того, Мюллер тоже был ведьмаком, и никто, кроме жены, этого не знал и не подозревал о том. Среди жителей Палеополиса распространено поверье, что к колдовству способны одни только женщины, а мужчины этого таланта лишены от природы. Это неверно, мужчины-колдуны тоже бывают, хотя редко, и их колдовская сила обычно невелика. Мюллер был вполне типичным колдуном, его ведьмовская природа проявлялась только в лабораторных анализах, а применять магию себе во благо он не умел. Сколько они с Лаймой ни пробовали творить разные заклинания, в руках Мюллера ничего не работало. Впрочем, Лайма тоже была не бог весть какая ведьма, всего лишь третьего уровня.