Бертрам Чандлер - Легенды Приграничья (сборник)

— Здесь все странно. У меня есть собственная теория, которая состоит в том, что единственным законом природы, который здесь действует, является принцип неопределенности Гейзенберга.

— И как он относится к влажной краске? — спросил я.

— Например, так, лейтенант. Двадцать тысяч лет назад пещерный человек нарисовал две картины. Одна умерла, другая — нет.

— Это меня не удовлетворяет, — сказал я.

— И меня, — сказала Сара.

— Когда я прицеливаюсь, — заявил Луиджи, — чтобы пуля отклонилась от цели, потребуется нечто большее, чем принцип неопределенности.

— Бывают и осечки, — заметил капитан.

Я часто думал, серьезно ли он относился к своей теории. Похоже, она не имела отношения к его управлению кораблем. «Леди Фарэуэй» выскочила обратно в нормальный континуум не более чем в тысяче миль от Кинсолвинга, и мы, попрощавшись с хозяевами, перешли в лодку.

У меня были карты планеты, и я без труда смог найти космопорт, находившийся на дневной стороне. Когда мы вошли во внешние слои атмосферы, Сара получила последнее послание с корабля, что они подождут, пока мы не приземлимся. Лодка коснулась полоски более светлой, свежей зелени, отмечавшей место, где корабль капитана Спенса «Эпсилон Эридана» выжег растительность, и Сара сообщила на «Леди Фарэуэй», что мы благополучно сели.

— Удачи, — ответили они, — удачной охоты.

Мы открыли люк небольшого шлюза и выбрались на землю. Был поздний вечер прекрасного дня — прекрасного, но давящего. Может быть, влияла повышенная сила тяжести, может быть, избыток двуокиси углерода в атмосфере. Может быть, виной было что-то другое. В любом случае, этот древний космопорт и призрачный город в отдалении не способствовали веселому настроению.

У нас с собой был вертолет — неуклюжая, неустойчивая штука, способная отвезти трех человек, с припасами, на небольшое расстояние. Остаток дня мы провели, собирая этого зверя. Могу признаться, что я не инженер. Что касается Риццио, то единственная техника, к которой он испытывал склонность — это приборы навигации. Мне стыдно в этом признаться, но большую часть работы сделала Сара. Инструмент в ее руках действовал, как положено. Гайки закручивались чуть ли не сами по себе. Может быть, так оно и было. Ее телекинетические способности были немалыми.

Когда стемнело, мы поужинали едой из самоподогревающихся банок. Мы все устали. Не теряя времени, легли спать. Я с Сарой спал в лодке, а Луиджи устроился под лодкой в спальном мешке. Я помню, как он белозубо улыбнулся, похлопал по рукояткам пистолетов в кобурах и заявил, что в мире, подобном Кинсолвингу, это лучшие компаньоны для сна. Сара была шокирована и обижена, когда я рассмеялся; мне даже показалось, что она заставит меня составить Риццио компанию.

Сара спала плохо — что означает, что плохо спал и я.

Она говорила:

— Мне хотелось бы объяснить это тебе — но это то же самое, что пытаться объяснить зрительные образы слепому. Как я могу это объяснить? Это примерно то же, что я чувствовала на Туле — страх тьмы, но гораздо интенсивнее. Намного интенсивнее. Может ли быть так, как ты считаешь, что психические эманации всех миров Приграничья фокусируются здесь, на Кинсолвинге?

— Специалист — ты, моя дорогая, — ответил я.

Она заявила, что от меня вообще никакого толку. Затем, через некоторое время, она снова меня разбудила.

— Здесь была колония, — сказала она. — Затем их перевезли по их просьбе. Почему?

— Насколько я понимаю, им здесь просто не понравилось, — сказал я.

— Они чувствовали то же, что и я, — заявила она, — и это чувство было достаточно сильным, даже для нетелепатов, чтобы заставить их требовать эвакуации.

— Может, и так, — сказал я.

— Ты же координатор, — сообщила она мне.

— Даже координаторы должны спать, — сообщил я ей.

Так оно и продолжалось. Утром мы чувствовали себя, как кусочки пережеванной бечевки. Риццио выглядел довольным и отдохнувшим и повторил замечание насчет компаньонов для сна. Никто из нас и не подумал, что это смешно.

Мы загрузили неуклюжий вертолет и забрались в маленькую кабину. Я был немало удивлен, что он взлетел, но он действительно взлетел, хотя и с явной неохотой. Мы летели низко — у нас не было выбора, — следуя маршрутом, отмеченным на карте капитана Спенса. Мы видели мало интересного — ландшафт в общем и целом слишком походил на земной. Во всяком случае, почти все время я только и молился о том, чтобы наш разборный вертолет не развалился в воздухе.

Мы нашли долину — она была единственной, в которой виднелся глубокий каньон, — и приземлились у реки. Мы сгрузили с вертолета все, что могло потребоваться — мощные фонари, камеру, мотки бечевки, автоматические пистолеты Минетти для Сары и меня. Луиджи, разумеется, имел при себе свой обычный набор персональной артиллерии. Без нее он чувствовал себя голым. Засовывая маленькие пистолетики в кобуры на поясе, как Сара, так и я чувствовали, что на нас как бы надеты нарядные платья.

Мы нашли пещеру.

Конец бечевки, привязанный помощником капитана «Эпсилон Эридана», все еще был на месте. Мы немного поспорили, кому идти первым. Наконец, мне удалось убедить остальных, что первым должен быть я, официальный руководитель экспедиции. Риццио, со своими тяжелыми пистолетами наизготовку, замыкал шествие.

Что касается пещеры, то она выглядела достаточно приятной. Здесь не было никаких впечатляющих сталактитов или сталагмитов, как не было и пищащих летучих мышей и всего прочего, что часто встречается в подобных местах. Пол был достаточно гладким и ровным. На песке все еще виднелись следы группы капитана Спенса.

Мы нашли первый зал с рисунками. Нам не было необходимости обходить его и тыкать пальцем. Краска была сухой — и древней.

Мы нашли второй зал. В конце него был незаконченный рисунок. Сверкнула вспышка, когда Сара его сфотографировала. Мы подождали, когда глазам вернулась чувствительность, и стали рассматривать рисунок в свете фонарей. Он не был таким, как другие. На остальных были люди, нападающие на животных, — здесь же были люди, нападающие на людей.

Я осторожно приблизился, вытянув палец, .. и вымазал его черным и оранжевым. Я понюхал краску. Она пахла едким древесным углем, тухлым животным жиром.

— Сара, — сказал я. — Капитан Спенс был прав. В этой пещере действительно есть кто-то, кто это рисует. Ты никого не чувствуешь? Может, это какой-нибудь полусумасшедший, выживший при крушении космического корабля? Может, кто-нибудь остался, когда колонию эвакуировали?

— Человек… — пробормотала она, закрыв глаза с выражением сосредоточенности на лице. — Человек — но не с Земли. Присутствует злоба, негодование, и оно приближается… — ее глаза резко открылись. — Джим! Луиджи! Нам лучше мотать отсюда — и быстро!