Александр Тюрин - Сеть

Двадцатый век свел воедино образ писателя-фантаста с такими понятиями, как пророчество, предвидение, предсказание. Охочие до подобного рода изысканий энтузиасты опубликовали немало работ, достаточное представление о которых дают хорошо известные отечественным поклонникам НФ эссе Генриха Альтова «Судьба предвидений Жюля Верна», «Судьба предвидений Александра Беляева» и другие. Да и сами фантасты порою отнюдь не прочь заявить претензии не только на авторство художественных произведений, но и на прогнозирование, как таковое — вспомните хотя бы «Сумму технологии» Станислава Лема, «Черты будущего» Артура Кларка или «Лоцию будущих открытий» Георгия Гуревича. И не то чтобы совсем уж безосновательно — ведь и впрямь предвидел Герберт Уэллс, например, атомную бомбу (сброшенную, правда, не американцами на Хиросиму во Вторую, а немцами на Париж в Первую мировую войну). Или Хьюго Гернсбек — вот уж поистине кладезь научно-технических предвидений, сконцентрированных в одном-единственном, притом совсем небольшом романе с диковинным названием «Ральф 124С41+»…

Однако на самом деле все обстоит не столь однозначно, как представляется на первый взгляд. Само собой, при некотором везении, недюжинной прозорливости или просто благодаря теории вероятностей, в полном соответствии с коей приблизительно двадцать процентов любых прогнозов в той или иной мере осуществляются, писателям-фантастам действительно удалось предвосхитить многое из того, что сами же они впоследствии успели увидеть сбывшимся (хотя чаще это происходило уже при их детях, а то и внуках). Но вот ведь незадача: Герберт Уэллс, еще в 1911 году, когда никому из ученых-физиков и в голову не приходила возможность практического высвобождения энергии атома, обогативший наш язык словосочетанием «атомная бомба», за год до кончины успел увидеть кадры, запечатлевшие чудовищные грибы, вспухшие над двумя японскими городами. И он не мог не признать, что смахивающая на маленький самовар штуковина, которую в его романе вываливал летчик за борт своего «небесного тихохода», предварительно прокусив целлулоидную втулку, имеет очень мало общего с творением бравых спецов из сверхсекретного Манхаттанского проекта. Радиоэлектроника, телеметрия, «летающие крепости» — все это тогда, в канун Первой мировой, и в бреду не могло примерещиться — даже маститому фантасту. Да полно! Что говорить об атомных бомбах! Кто, скажите, из авторов антитоталитарных дистопий, всех этих Замятиных, Оруэллов и Хаксли, чьими сам-и тамиздатовскими текстами зачитывалось мое поколение по ночам, смог предречь хоть отдаленное подобие событий, свидетелями которых все мы стали в последние годы? Но что с того? Ведь и задача у фантастов была совершенно иной. Вот и Уэллс — он провидел сам дух мировых войн, грядущего кровавого хаоса, и наметил путь, став на нем не прорицателем, но провожатым, «поводырем по неведомому», как очень точно определил его роль для всего своего (да и следующего, замечу, тоже) поколения Лев Успенский.

Ремесло пророка — вообще из самых неблагодарных; порукой тому печальная судьба множества кассандр. В лучшем случае, об их предостережениях вспоминают после того, как грянул гром. И хорошо еще, если не их же обвиняют в том, что они сей гнев небесный накликали. Если же предупреждению вняли и опасности удалось избежать — так ведь все же хорошо, что ж было в набат бить? Пустозвонство одно, а не прорицание! И потому истинное назначение фантаста — пытаться постичь не факт, не деталь, но дух грядущих перемен. Впрочем, и на этом пути подстерегает немало ловушек.

Вот о них давайте и поговорим — на примере петербуржских писателей, чьи произведения и составили эту книгу.

Но прежде всего — чуть-чуть о них самих. Их объединяет многое: оба Александры; оба принадлежат к новейшей генерации питерских фантастов, к поколению тридцатилетних; оба технари — хотя Тюрин окончил Высшее мореходное училище им. С. О. Макарова, а Щеголев — Ленинградский институт авиационного приборостроения; оба — выходцы из семинара молодых фантастов, который вот уже семнадцать лет ведет Борис Стругацкий, причем и в семинаре появились не только в одном и том же 1985 году, но и чуть ли не в один день; оба наделены одинаковым — по крайней мере, родственным — мироощущением; так удивительно ли, что они, ко всему прочему, еще и пишут в соавторстве?

Вот на этих двух последних качествах стоит остановиться несколько подробнее. Только в обратном порядке.

Соавторство распространено в НФ, пожалуй, шире, чем в любой иной области литературы. Поэтов-соавторов, бьюсь об заклад, практически не сыскать — исключения существуют, но то поистине исключения. Прозаики есть, но не так уж много — братья Рони, братья Гонкуры… Зато в фантастике — пруд пруди. Я, грешным делом, понять этого не могу: работа над художественным текстом (критика — дело несколько иное) представляется мне актом не менее интимным, чем любовь или молитва. Но статистика неумолима. Братья Стругацкие, отец и сын Абрамовы, Евгений Войскунский и Исай Лукодьянов, Еремей Парнов и Михаил Емцев, Ариадна Громова и Виктор Комаров (плюс она же, но на этот раз в паре с Рафаилом Нудельманом), Борис Зубков и Евгений Муслин, Левон Хачатурьянц и Евгений Хрунов — и, заметьте, этими именами список соавторских пар отнюдь не исчерпывается. Иногда они распадаются со временем, иногда остаются устойчивыми до конца; порою сходят с дистанции оба соавтора, порой — лишь кто-то один. И то же самое происходит в фантастике зарубежной. Возьмем хоть американскую, наиболее нашим читателям знакомую: Генри Каттнер и Кэтрин Мур, Фредерик Пол и Сирил Корнблат, тот же Пол, но уже в паре с Джеком Уильямсоном, Кит Педлер и Джерри Дэвис, Фред Хойл и Джон Эллиот, Уильям Гибсон и Брюс Стирлинг… Правда, разница все-таки есть. В отличие от российской литературной практики, соавторства в мире англо-американской НФ, как правило, временные; Рэй Брэдбери мог написать в соавторстве с Ли Бреккет «Лорелею красного тумана», но оба они достаточно известны сами по себе, а Джеку Уильямсону титул Великого Мастера был присужден отнюдь не за совместно с Полом написанные «Рифы космоса». Такие краткоживущие, возникающие, распадающиеся, а нередко и возникающие вновь, но уже с другим партнером, творческие союзы наиболее типичны. В этом смысле Тюрин и Щеголев следуют именно западной традиции.