Альфред Ван Вогт - Лунный зверь

— Я поранил руку! Где живет ближайший врач?

Наверное, последовал ответ. Потому что после второго неопределенного провала во времени он шагал по улице, вдоль которой росли деревья с редкой осенней листвой. Он периодически вспоминал, что должен найти табличку с какой-то фамилией. Рука его уже ничего не чувствовала. Она просто висела, раскачиваясь во время ходьбы, но это были безжизненные взмахи неживого предмета.

Он слабел, и усталость тяжелым грузом навалилась на него. Время от времени он касался жгута, чтобы удостовериться, что тот не соскочил и кровь не хлещет из раны. Но вот наконец и ступеньки, которые он преодолел на коленях.

— О Господи! — воскликнул мужской голос. — Что это?

Потом новый провал в сознании, периодически откуда-то слышался голос; затем он оказался в автомобиле, и тот же голос то нарастал, то ослабевал в его ушах.

— Кто бы ты ни был, ты — законченный идиот! Продержать жгут не меньше часа! Разве тебе не известно, что жгут необходимо ослаблять каждые пятнадцать минут, чтобы кровь могла поступать, иначе рука погибнет. Теперь ничего другого не остается, кроме ампутации!

Пендрейк проснулся внезапно. Повернув голову, он тупо уставился на обрубок руки. Все его плечо было приподнято своеобразной сетчатой перевязью, рука была обнажена и доступна взгляду. Ее грела инфракрасная лампа, культя не вызывала ни малейшего дискомфорта; боли он не ощущал.

Культя не кровоточила, и на ней имелся росток — скрюченный, розовый и мясистый комочек, казавшийся частью изуродованной руки, который по какой-то причине не отрезали. И в этот момент он понял, что росток этот имеет определенную форму.

Он смотрел и смотрел на него, не в силах оторвать взгляд, и в памяти возникла запись из армейских времен: Ампутация правой руки ниже локтевого сустава. Необходимость операции было вызвана…

Пытаясь разрешить эту загадку, он уснул.

Где-то вдалеке мужской голос говорил:

— Можете не сомневаться. Новая рука растет на месте отрезанной. Мы осуществили небольшое хирургическое вмешательство, но, как я уже сказал Пентри, поклявшись своей головой, что этот росток, являясь таким крепким в своей основе, способен вырасти и без медицинской помощи. Через несколько дней он полностью придет в себя. Шок, сами понимаете.

Голос пропал, потом раздался снова:

— Тотипотентные… тотипотентные клетки. Давно известно, что в каждой клетке человека содержится в латентном виде информация о всем теле — в далеком прошлом тело, очевидно, могло значительно проще восстанавливать поврежденные ткани.

Последовала пауза. У Пендрейка создалось впечатление, что кто-то с удовлетворением потирает руки. Второй мужской голос пробормотал что-то неразборчиво, затем первый голос громко продолжил:

— Нет ничего, что помогло бы нам опознать его. Доктор Филипсон, доставивший его сюда, никогда прежде его не видел. Конечно, многие жители Большого и Среднего Городов проживают в районе Алсины, но… Нет, мы не заявляли о нем. Сначала мы хотим проследить за ходом восстановления его руки. Да, я позвоню вам.

Второй голос что-то пробормотал, после чего послышался звук захлопнувшейся двери.

Пришел сон, принося успокаивающую пелену забытья.

Когда он проснулся в следующий раз, то не сразу мог вспомнить, кто он такой.

Осознание этого пришло, когда медсестра, заметив его пробуждение, позвала врача. Немного погодя появился и врач в сопровождении второй медсестры, в руке у него был блокнот. Врач с радостным выражением на лице присел рядом с пациентом и веселым тоном спросил:

— А теперь, сэр, скажите, как вас зовут?

Мужчина на постели в замешательстве уставился на него.

— Меня что?

Неразборчивое восклицание вырвалось из уст собеседника. Но уже спустя секунду голос его звучал ровно и спокойно:

— Как вас звали? Ну, понимаете… ваше имя?

Безымянное существо на кровати лежало совершенно неподвижно. Оно без особого труда уловило смысл предложения. Не понимая, каким образом, но оно осознало, что с ним разговаривает доктор Джеймс Тревор — так его звали. Наконец оно покачало головой.

— Попытайся! — настаивал собеседник. — Попытайся вспомнить!

Струйка пота потекла по лицу Пендрейка. Он чувствовал, что во всем его стройном и сильном теле нарастает страшное напряжение, и тут в его руке возникла резкая боль. Сквозь пелену, застилавшую ему глаза, он увидел фигуру медсестры в крахмально-белом халате и вторую, сидевшую за столом и что-то писавшую в блокнот, а еще дальше, за окном, — мрак ночи.

Он выдавил боль из мозга и, собрав в единый кулак всю его мощь, попытался пробиться сквозь мешанину нечеткостей и неясностей, которая словно облаком опутывало его память. Возникали смутные картины, бесформенные мысли и тени воспоминаний о бесконечно давних днях. Это была не память, а воспоминание о памяти. Он оказался один на маленьком островке сиюминутных впечатлений, и ужасный океан всепоглощающей пустоты подступал к нему, приближаясь с каждой минутой, каждой секундой.

Вдохнув в себя воздух, он позволил спасть напряжению внутри себя. Потом беспомощно посмотрел на врача.

— Бесполезно, — просто молвил он. — Что-то вроде железной ограды и… Что это за город? Может быть, это поможет.

— Средний Город, — ответил врач. Его карие глаза внимательно следили за Пендрейком. Но тот лишь покачал головой.

— А как насчет Большого Города? — спросил врач. — Этот город находится примерно в сорока милях от Среднего. Доктор Филипсон доставил вас в этот Город из Алсинии, потому что ему известно о местном госпитале. — Он повторил медленно: — Большой Город!

На какое-то мгновение Пендрейку показалось это название неуловимо знакомым. Но затем он покачал головой. И тут же прекратил эти приносящие усталость движения — ему в голову пришла новая мысль.

— Доктор, как может происходить такое, что я помню язык, разговариваю на нем, а все остальное кажется сокрытым в туманной дымке?

Врач уставился на него, помрачнев.

— Через несколько дней вы потеряете способность разговаривать, если только не станете непрерывно читать и говорить для того, чтобы сохранить эти рефлекторные навыки.

Пендрейк заметил, что врач полуобернулся к двум медсестрам.

— Я хочу, чтобы был подготовлен отпечатанный на машинке подробный отчет по этому пациенту с полным изложением его случая. Пусть здесь установят радио, и… — он вернулся к постели пациента с хмурой улыбкой, — вы будете слушать его все время — мыльные оперы, на самый худой конец. А надоест слушать — читайте, можете прямо вслух.

— Что будет, если я не буду этого делать? — Губы Пендрейка приобрели пепельный оттенок. — С какой стати мне это нужно?