Альфред Ван Вогт - Лунный зверь

И это была фигура… какого-то зверя. Тварь выпрямилась на ороговелых сверкающих ногах, и в лучах утреннего солнца блеснула чешуя. Одна из четырех рук сжимала хрустальный предмет плоской прямоугольной формы; другая — небольшую вещицу с тупым концом, которая в ослепительных солнечных лучах сверкала малиновым отблеском. В остальных двух руках ничего не было.

Чудовище стояло под теплыми лучами земного солнца на фоне чистого сине-зеленого моря, высокомерно откинув назад голову на короткой шее, с такой гордостью и уверенностью, что Уорделл ощутил боль в затылке.

— О Господи! — хрипло прошептал кто-то. — Да стреляйте же в это!

Скорее сам голос, а не смысл слов заставил среагировать ту часть мозга Уорделла, которая управляла его голосовыми связками.

— Стреляйте! — пронзительно выкрикнул он. — Фрост!

Уизерс!

Тра-та-та! Пулеметы ожили, и эхо очередей разорвало девственную тишину бухты.

Фигура, которая, проворно ступая, направилась было вперед по изгибающейся палубе в противоположном берегу направлении, ясно показывая при каждом шаге свои перепончатые лапы, внезапно остановилась, повернулась и… посмотрела вверх.

Глаза, зеленые и горящие, какие бывают у кошки, когда она испепеляющим взглядом смотрит на тебя из темноты, казалось, глядели прямо на Уорделла. Капитан почувствовал, как мышцы свело судорогой; ему захотелось резко вскочить и скрыться за уступом, однако он не в состоянии был пошевелиться даже под угрозой смерти.

Этот паралич, наверное, поразил каждого моряка: пулеметы прекратили стрельбу — и воцарилась неестественная тишина.

Желто-зеленая рептилия быстро задвигалась. Она помчалась обратно клюку. Оказавшись возле отверстия, она наклонилась, как бы собираясь прыгнуть вниз головой, словно таким образом быстрее можно скрыться внутри.

Но вместо этого тварь передала хрустальный предмет, который был в ее одной руке, кому-то, кто находился внизу, после чего она выпрямилась.

Люк с грохотом захлопнулся, рептилия осталась одна на палубе, и все пути для спасительного бегства теперь были отрезаны.

На какую-то долю секунды все замерло — застывшие фигуры на фоне спокойного моря и темного, почти пустынного берега. Бестия стояла, замерев как вкопанная с откинутой назад головой, горящими глазами, уставившимися на людей, прятавшихся за уступом.

Уорделлу эта поза не показалась раболепствующей. Внезапно чудовище выпрямилось и запрыгало по-лягушачьи, а потом сложилось, как прыгун, входящий в воду. После соприкосновения с водой последовал только слабый всплеск. Когда сверкающие круги потревоженной воды исчезли, бестии нигде не было видно.

Люди ждали.

— То, что уходит в глубины, — наконец сказал Уорделл голосом, в котором чувствовалось едва заметное дрожание, — потом всплывает наверх. Только одним Небесам известно, что это такое, но держите оружие наготове.

Медленно проходили минуты. Слабый бриз, который слегка тревожил поверхность вод залива, совсем стих; и теперь перед ними тянулось ровное, сверкающее стеклянным отблеском покрывало, чья гладь разрывалась лишь вдали у узкого перешейка, соединявшего залив с морем.

Через десять минут Уорделл беспокойно пошевелился, устав лежать в одной позе. Когда истекла двадцатая минута, он встал.

— Мы должны возвращаться на корабль, — напряженно произнес он. — Эта тварь не для нас.

Спустя пять минут они медленно побрели вдоль берега, когда начался переполох: послышались отдаленные крики, потом длинные пулеметные очереди, после чего — тишина.

Все это доносилось с той стороны, где стояла шхуна, которую они сейчас не могли видеть за деревьями, росшими в полумиле от берега.

Уорделл рычал на бегу. И раньше было нелегко идти по этой местности. А сейчас же, передвигаясь Прыжками и спотыкаясь, он испытывал постоянную боль. Дважды уже в первые минуты он грузно падал.

После второго падения он очень медленно встал и подождал отставших запыхавшихся товарищей. «Бежать больше не обязательно, — внезапно с ошеломляющей ясностью понял он, — то, что произошло на судне, уже случилось».

Осторожно Уорделл стал прокладывать путь через нагромождение скал. Он яростно проклинал себя за то, что оставил «Альбатрос». И особенно за саму мысль выступить на хрупком деревянном корабле против бронированной подлодки.

Тем более что, как выяснилось, это оказалась вовсе не подлодка.

Его сознание пасовало перед простой догадкой того, с чем же они столкнулись.

Несколько секунд он пытался посмотреть на себя со стороны — пробиравшегося по бесплодному каменистому берегу залива для того, чтобы увидеть то, что эта… ящерица сделала с его кораблем. И не мог. Картина распадалась на отдельные фрагменты, которые ему не удавалось сложить воедино. Она даже отдаленно не напоминала ту привычную ткань жизни, которая плетется вереницей спокойных дней и вечеров, которые он проводил на мостиках кораблей, то ли просто сидя, то ли раскуривая свою трубку, безмятежно созерцая море.

Еще более смутной и несвязной представлялась картина мира, где он играл в покер и громко смеялся в окружении женщин с нахальными глазами, что составляло его жизнь во время тех коротких месяцев, которые он проводил на берегу, веселая и бесцельная жизнь, которую он всегда без всякого сожаления покидал, когда наступала пора снова выходить в море.

Отбрасывая от себя эти смутные бесполезные воспоминания, Уорделл сказал:

— Фрост, возьми Блейкмана и Макканна — заберите канистры с водой. Дэнни должен был уже наполнить их. Нет, пулемет оставьте у себя. Я хочу, чтобы вы остались там с канистрами, пока я не пришлю еще людей. Мы заберем воду, после чего будем сматываться отсюда.

Приняв это решение, Уорделл почувствовал себя лучше. Он возьмет курс на юг к военно-морской базе; а потом другие, лучше оснащенные и подготовленные люди займутся эти кораблем-чужаком.

Если только его корабль находится все еще там неповрежденным — именно этого он боялся, чувствовал неуверенность. И какое же облегчение он испытал, когда, взобравшись на последний и самый крутой холм, увидел, что корабль стоит на месте стоянки. В бинокль он увидел фигуры людей на палубе. И последний груз тревоги свалился с его души: все было в порядке.

Но, конечно, что-то случилось. Через несколько минут он узнает…

Некоторое время казалось, что он никогда не поймет, что же ему пытаются рассказать. Когда он взобрался на борт корабля, его обступили люди, более уставшие, чем он смел себе признаться, и каждый начал что-то возбужденно говорить, так что он ничего не мог разобрать.

Наконец он понял, что речь идет о каком-то чудовище, «похожем на лягушку размером с человека», взобравшемся на борт судна. Что-то еще о машинном отделении и о механике с мотористом, которые, проснувшись…