Эрик Фрэнк Рассел - Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад

Грэхем неожиданно понял, что тревожный взгляд, сопровождаемый тревожными размышлениями, способен привлечь поджидающих ловцов, и ни секунды не медля, ринулся к лифту. Убраться, пока не поздно! Он бросился в лифт и помчался вниз.

У парадного маячили двое. Грэхем углядел их сквозь прозрачные стенки шахты, когда пневматический диск, подпрыгнув, будто мячик, остановился.

Не покидая кабины, он сообразил: эти субъекты полюбопытствовали бы, что за пара трупов обретается на самом виду, если бы были нормальными людьми. Любопытства не замечалось — выходило, что люди, стоявшие в вестибюле, нормальными считаться не могут. Витоновские безумцы!

Диск еще не замер окончательно, а Грэхем уже нажал кнопку, посылая лифт пятью этажами ниже — в подземелье. Высокая атлетическая фигура детектива скрылась из виду поджидавшей парочки. Те остолбенели, а потом кинулись к шахте, извлекая оружие.

Диск остановился. Грэхем выскочил, пересек подземное помещение, где невидимые компрессоры дышали гулко и размеренно. Нырнул под главную лестницу, услыхал спускающийся топот, побежал по длинным пустым коридорам и добрался до ведущего наружу стального люка в дальней оконечности здания. Выбрался, с наслаждением вдохнул воздух — восхитительно свежий после подвальной затхлости, отдающей гнилью и крысиным пометом. Обладатели перстней знали о шести выходах такого рода, неведомых для прочих смертных.

В полицейском участке дежурный сержант подвинул к нему телефонный аппарат по гладкой поверхности стола, откусил полсосиски и, жуя, произнес:

— Это что, приятель! Часиков эдак в шесть прикончили комиссара Льют–Уэйта. Собственный телохранитель шлепнул. — Он откусил еще кусок. — Это до чего же дошло: собственных боссов в расход выводить!

— Что-что? — переспросил Грэхем, сердито накручивая телефонный диск. — Похоже, ко всему в довесок еще и городскую сеть отключили!

— И такое — всю ночь, — бубнил сержант, пережевывая сосиску. Наконец, проглотил, выпучил глаза, возвратил адамово яблоко на положенное природой место. — Дюжины, сотни! Уж мы их и лупили, и стреляли, — даже сжигали огнеметами! — а они прут и прут. Некоторые из придурков — наши же ребята, формы не снявшие! — Он воздел руку, подтверждая несокрушимую полицейскую отвагу. — Допустим, Хагерти докладывает о прибытии — так я начеку: а вдруг этот Хагерти — уже не Хагерти? Ведь не знаешь, кто следующим рехнется! И встречаю голубчика, предохранитель заранее сняв!

— Да, сейчас даже собственной матери не больно-то доверишься. — Внезапно связь восстановилась. — Здорово, Хетти! — выкрикнул Грэхем и скривился, услыхав ответное “Привет”. — Сангстера, немедленно, — потребовал он.

Раздался низкий глуховатый голос Сангстера. Грэхем глубоко вздохнул, припоминая события получасовой давности, потом торопливо принялся рассказывать о случившемся в офисе Разведывательного Управления.

— Никак не дозвонюсь до Вашингтона, — пожаловался он под конец. — Говорят, будто все линии выведены из строя и трансляционные станции тоже не в порядке. Так что, пока докладываю вам, — никого другого не могу вызвать.

— Хорошенькие новости, — мрачно изрек Сангстер. — Откуда звоните?

— Не знаю.

— Как? Не знаете, где находитесь? — От удивления у Сангстера даже сорвался голос.

— Я-то знаю. Зато вы не знаете и знать не будете.

— Вы… Вы отказываетесь мне сообщить? Подозреваете меня? Полагаете, я один из этих выродков?! — Он возмущенно замолчал. Грэхем старался разглядеть его выражение на маленьком видеоэкране, однако телефон работал скверно, видимость исчезала, беспорядочно мелькали темные и белые пятна. — Пожалуй, винить вас трудно, — продолжал Сангстер. — Одни предатели действуют, как безмозглые бандиты, другие проявляют исключительную хитрость.

— От вас требуется лишь одно: передайте, если это, разумеется, в ваших силах, все мною сказанное в Вашингтон, — попросил Грэхем. — У меня забот по горло, не могу сам искать возможность связаться. Помогите, пожалуйста.

— Постараюсь, — обещал Сангстер. — Еще что-нибудь?

— Да. Имена и адреса всех сотрудников разведки, находящихся в городе или его окрестностях. Не могли же все поголовно угодить в западню. Кое-кто порою неделями не выходит на связь. И наверняка бродит живой и невредимый. Необходимыми мне сведениями располагал только Лимингтон, однако в Вашингтоне должны знать не меньше.

— Сделаю что смогу. — Сангстер помолчал, потом заговорил вновь и чуть громче: — Наше ведомство получило ответы на вопрос–другой из тех, что недавно задавал Лимингтон.

— Что-нибудь новое? — встрепенулся Грэхем.

— Из Британии сообщают: осмотр лаборатории, а также записей Мак–Эндрюса показывают, что он вел весьма любопытные исследования, изучал изменение скорости частиц при тепловом воздействии. Видимо, пытался разрешить загадку силы, связывающей элементарные частицы. Однако испарился прежде, чем добился успеха и англичане поставили на его изысканиях крест.

— Понятно… — сказал Грэхем. — Мак–Эндрюса распотрошили, останки выбросили. Теперь он валяется на какой-нибудь витоновской помойке, бедный подопытный кролик.

— Я сам не лишен воображения, — укоризненно произнес Сангстер, — не нагнетайте страху. Зачем вы портите мне остатки сносного настроения, смакуя ужасы?

— Извините.

— Как оказалось, ни один радиолюбитель не слышал разговора Падильи с Трелливаном, — продолжал Сангстер. — Сообщенное из Буэнос–Айреса останется тайной навеки. О Падилье известно, что он проводил радиотехнические опыты, и тем добился изрядного финансового успеха. Сколотил недурной капитал, продавая схемы упрощенной частотной модуляции. Но сгубило его другое — неизвестно, что именно. Записей не осталось никаких.

— От этой зацепки я отказался уже дня два назад.

— Вы говорите так, словно нашли другую, причем, лучшую, — в голосе Сангстера звучало явное любопытство. — Угадал?

— Я нахожу нечто иное каждое утро, — мрачно изрек Грэхем, — да только к вечеру это иное рассыпается прахом. Я — сыщик–недотепа, наломавший дров изначально. — Он поджал губы и вздохнул: — А чт& поделывают правительственные эксперты?

— Насколько понимаю, ничего. Две группы укрылись в местах, определенных покойным Лимингтоном. И убеждаются, что сама глухомань, якобы хранящая и защищающая, становится помехой в деле. Что-то изобретут, построят, захотят испробовать, а поблизости нет ни единого захудалого витона. Пробовать не на ком1

— Дьявольщина, этого и я не учел, — признался Грэхем.

— Вы ни при чем. Никто из нас не мог такого предположить. — Сангстер помрачнел. — А перевести лаборатории в людные места — витоны быстро их уничтожат. Куда ни кинь — везде клин. — Он прищелкнул пальцами.