П Шуваев - Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста

- Замечательно, не правда ли? - осведомилась которая. - Жаль, что так и не прояснилось, самец он или самка: фамилия-то несклоняемая.

- Ну, это неважно: раз документы в порядке, Б... может быть любого пола.

Нет, подумал Толик, это становится просто невыносимым, опять они сейчас заведут долгие рассуждения ни о чем, да еще с нецензурными словами.

И они бы непременно завели, но тут открылась дверь и в комнату вошел... Да, вспомнил Толик, точно, был вчера Дефлоринский, только вот чего это они все говорят, что на меня похож? И не похож вовсе, разве что с виду... Импотент, и ладно, стало быть, не было у них с Людочкой ничего такого, и хорошо, а только все равно ведь скандал ей устрою. Толику даже не пришло в голову, что устроить Людочке скандал может оказаться не так-то просто,

Нет, подумал Толик, это становится просто скучным! Уж и не упомнить, сколько раз проехались по несчастному Диме, и, кажется, лишь за то, что не родился он красавцем (если я его верно запомнил). И вообще, сколько можно пережевывать чужие интимные отношения? и почему-то вовсе уж он не задумался над тем, что, казалось бы, должно было поразить его именно своей загадочностью: Дефлоринский вышел из той самой комнаты, где провел некоторую часть ночи сам Толик и где не было ничего, кроме многочисленных и многоразличных мебелей, а также спящей особы явно женского пола. Впрочем, Толик был как раз в таком состоянии, что мог позволить реальности некоторые отступления от пошлого правдоподобия.

- Тут супруга твоя пробегала, - сказала та, которая, - привет передать просила. И чтоб, охальник этакий, заявила, и думать не мог домой возвращаться, свинья, мол, он, и больше ничего.

- Много же она тебе нарассказала, - удивился Сашка.

- Ну что же, - молвил Дефлоринский, - вот она как, значит... Ну, это еще ничего, это мы еще посмотрим, кто свинья, это я еще с ней переговорю, я ей еще...

- Там балкон, - предупредил Сашка.

Дефлоринский кивнул и распахнул дверь.

- И, знаешь, мой тебе совет: не забудь одеться. Ночи-то прохладные.

Дефлоринский пробормотал нечто невнятное, но высокомерное. Впрочем, он надел все же - не брюки и даже не штаны, а непривычного цвета мундирные панталоны. И какую-то странную куртку - джинсовую, что ли?

- Балкон там, русским языком тебе сказали! - возопил Толик.

Но Дефлоринский уже не понимал по-русски. Или, с благоговейным обалдением подумал Толик, настолько уж сильно он любит свою Людочку, то есть мою, то есть как же это, ладно, разберемся, может, и вообще... На этом многоточии Толик раздумья прекратил, потому что было ему страшно, было неудобно, стыдно ему было, скотиной он себя ощущал, негодяем, упырем, римским пролетарием, до крови дорвавшимся, - но не мог Толик не выйти на балкон и не посмотреть вниз. По тротуару маршировала вдаль голубая фигурка.

И как-то странно стало Толику: то ли смутило его пролетарскую душу, что Дефлоринский не разбился, не ушибся, а вовсе, кажется, падения с балкона не заметил, то ли даже и обидно, что не валяется на виду изуродованное тело, хотя ведь, если здраво рассуждать, какое у Дефлоринского может быть тело? И откуда? Этого, впрочем, Толик, не будучи приучен с утра пораньше рассуждать здраво, даже не подумал.

- Ну вот, - сказала эта, - вот и он искать пошел. Найдет, как по-твоему?

- А хрена, - ответил Сашка. - Где, спрашивается, Людочке быть в столь поздний час, кроме как по месту прописки? А прописка-то здесь!

Нет, пожалуй, все-таки это он не про меня, подумал Толик, пожалуй, это просто какой-то абстрактный толик, а вокруг вертится всякая такая абстрактно-абсурдная чепуха, этакая беззлобная, в сущности, перепутаница, в которой человеку ничего не стоит выйти из дому через балкон пятого этажа, притом даже и без штанов, да, а к чему мундир джинсового цвета? Ну да ладно, бог с ним.

Дела, подумал Толик, странные какие-то дела, значит, в самом деле что-то такое у них с Сашкой вчера странное получилось про адрес, но вчера-то как раз Сашкин адрес вышел, а Людочка... Толик вдруг с ужасом понял, что никак у него не получается вспомнить Людочкин адрес (и свой заодно, в конце концов, пусть только попробует, изменщица дефлоринская, я ж ее по судам затаскаю). Занятно, конечно, что затаскать он предполагал человека, которого не имел сейчас возможности хотя бы просто найти, - но что поделаешь, таковы уж поразительные особенности Толикова самосознания. И совсем было он за этими мыслями отвлекся от страшной проблемы, как вдруг нечаянно получилось у него сообразить, что ведь и Сашкиного адреса он тоже не помнит. То есть ни номера дома, ни номера квартиры, а про улицу он просто боялся и думать. И даже как он до Сашки добирался - даже и этого никак не мог вспомнить Толик: ну дома вокруг были, пятиэтажные, ну и что, остановка была... Точно, обрадовался Толик, тут же прямо из окна видно троллейбусы! Смутно надеясь, что это хоть что-нибудь прояснит и хоть чем-нибудь поможет, Толик вновь выглянул в окно. Остановки не было.

И проводов над улицей не было; тротуары были, проезжая часть была, пустая, разумеется, проезжая часть, так на то и раннее утро, - но ни малейшего намека не то, что в окрестностях существует какой бы то ни было общественный транспорт. Однако, подумал Толик, это что-то я совсем еще малость такой недопроспатый чего-то (замечательная в своем роде мысль, но Толик был воистину не в том состоянии, чтобы оценить ее великолепие). А еще менее был он способен хоть на минуту допустить существование мира без стандартно-штампованных пятиэтажек, без проводов над улицами и, страшно подумать, без троллейбусных остановок. Странный это был бы мир, странный и для Толика неуютный,

Что-то это уже малость переходит границы абстрактно-безобидной нелепицы и нескладухи, и бог с ним, с толиком, который, кажется, только на то и годен, чтоб торчать дурак дураком, - что-то уж больно круто он замахивается, ну некрасивые домишки, ну и что, жить-то надо, все бы ему убрать и на просторе тешиться рафинированной духовностью, тоже мне, интеллектуал хренов! и Толик, хоть иногда, бывало, стоя в ожидании автобуса, задумывался мечтательно о чем-то в этом духе, тем не менее отнюдь не был наклонен и, более того, не был способен принять эти мечтания хоть сколько-нибудь всерьез. Нет, решил Толик, рановато мне еще отсюда выбираться, и вообще хорошо бы где-нибудь пристроиться вздремнуть, вот только эта самка на кровати, как бы она не проснулась, хлопот ведь не оберешься... Толик отвернулся от окна.

И опять получилось с Толиком то, к чему он, здраво рассуждая, должен был за последнее время уже и привыкнуть: опять имел в комнате происходить некий разговор, опять оказался Толик совершенно не в состоянии уяснить, о чем именно говорили, и опять получилось у него, как давеча с Браун-Грантом: если непонятно, так лучше просто перевернуть страницу, вреда от этого не будет. Во всяком случае, таково было мнение Толика, однако он так никогда не узнал, да, впрочем, и не стремился узнать, какого мнения на сей счет придерживается сам Браун-Грант, Френсис Д.