Влад Савин - Врата Победы (Мв-9)

Эсэсовец в черном мундире, на вид не пострадавший и боеспособный. Женщина, с залитым кровью лицом - головой ударилась? И Сам.

Он сидел в огромном кожаном кресле. Что наверное, и спасло ему жизнь - хорошо самортизоировало толчок. Но все же и ему досталось, судя по тому, как стояли рядом эсэсовец и женщина - оказывали ему помощь? Или подняли и усадили в это кресло? Ударить тут должно не слабо - пол под заметным наклоном, стол сдвинулся к стене, стулья (восемь или нет, не считал) опрокинуты, разбросаны какие-то обломки и осколки. А этот, мордой определенно похож! Слышал я что у Гитлера двойники были - но возил ли он их в поезде? И по мемуарам (подтвержденным рассказом Рудински) такой вагон в поезде был один - еще два "салон-вагона" были именно салонами, во всю длину. Смотрит, гад, на меня, глаз мутный - точно, досталось ему, но живой и даже в сознании! Ну, здравствуй, Адольф!

Стреляю в эсэсовца, как наиболее опасного, он падает. Женщина визжит, тоном переходящим в ультразвук. У фюрера проясняется взгляд, он открывает рот, интересно, что скажет? Дверь за спиной у них вылетает от мощного пинка, и из прохода врываются Рябой с Финном, третьего на подстраховке оставили? Влад и Мазур рядом со мной, рассредоточились, контролируют обстановку. И Лючия позади меня... и смотрит на Гитлера, как очень злая и голодная кобра! Она же его сейчас пристрелит, как главаря сил ада на земле! Галчонок, не надо, не лишай мести и всех нас, и весь советский народ - жить эта мразь будет недолго. Говорю по-русски. Ну все, сейчас вяжем этого и уходим!

Черт, отвлекся на Лючию! Откуда у немки в руке появился пистолетик? Влад не видел, я ему линию перекрыл, Мазур на фюрера смотрел, раскрывши рот, а Рябой с автоматом, стрелять не мог, нас бы положил! Страшный удар в грудь, падаю на пол, натыкаюсь на опрокинутый стул. И тут Лючия в невероятном прыжке перелетает через здоровенный стол, припечатывая немку обеими ногами, обрушивается на нее - за секунду до того, как успевает подскочить Рябой.

Я поднимаюсь. Вроде особой боли не чувствую, куда это мне попало? В карман разгрузки, где магазины к автомату! И пистолетик смешной, подбираю, ну точно калибр 6.35, Аня Лазарева с похожим бегала - парабеллум бы насквозь прошиб, и стал бы я как минимум, трехсотым! Лючия на полу лупит немку, слышен лишь визг, хрип, и выкрики на итальянском. Рябой стоит над ними с автоматом - вроде, его помощь не нужна?

-Прекратить! - рявкаю - этого пакуем, Влад, отвечаешь! Мазур, дома накажу за раззявость, а пока собрать документы, какие найдешь! Рябой, что у вас?

-Порядок - отвечает тот, наконец отвлекшись от созерцания дерущихся женщин - в крайнем купе два эсэсмана были, один жмур, второму мы помогли. И еще одного в коридоре - а больше никого нет.

-Можно я пристрелю эту (непереводимое итальянское слово, означающее крайнее неуважаемую женщину), мой кабальеро? - спрашивает Лючия, поднявшись и наконец вспомнив про свои "беретты".

-Отставить! - я оглядываю избитую немку. А кто она вообще такая? Портрет Гитлера мне хотя бы по карикатурам знаком, а вот как Ева Браун выглядела? Если в той истории она со своим любимым Адольфом оставалась в Берлине до конца, то может быть, и здесь? Черта с два опознаешь - была вся физиономия в крови, так еще и Лючия хорошо коготками прошлась, как только глаза не выцапала? Берем тоже - пристрелить всегда успеем!

А фюрер так и не произнес не слова, когда ему Влад руки вязал, хрен развяжется! Подхожу, смотрю в упор. И говорю:

-Осназ Красной Армии. А тебя, урод, ждет дорога дальняя, на Лубянку, и петля в конце. Доигрался!

И бью в морду. Не по-настоящему - так бы я его убил - а как мальчишки дерутся, в нос, до крови, чтоб лишь больно, и унизительно. Фюрер дергается... и начинает что-то орать! С моим немецким, я ничего не могу понять, какой-то бессвязный набор слов! Он что, умом тронулся от такого? Так мы не виноватые - каким есть, товарищу Сталину его представим, а после пусть с ним в застенках кровавой гебни разберутся!

Тут Лючия тоже влепляет Гитлеру оплеуху. А ну прекратить самодеятельность!

-Мой кабальеро, ты же сам велел, "делай как я"?

Грохот откуда-то с головы состава. Бой продолжается? Так выстрелов не слышно! Штаб, что там у вас?

-Центр, я Штаб, порядок. Мост взорвали, вместе с бронепоездом!

После уже мне Кравченко рассказал, что головной бронепоезд, очевидно по радио услышав, "на нас напали, обстреливают", решил вернуться. И что он мог видеть с той стороны - особый состав потерпел крушение по ту сторону каньона, метров за пятьсот, но вроде боя там нет, не стреляют? На вызовы по радио ответа нет, стрелять в направлении поезда фюрера, боже упаси, и что произошло, толком непонятно! Нет, могли бы фрицы и десант высадить и по мосту пустить - но то ли решили, что так быстрее, то ли понадеялись, что это обычное крушение, диверсантам проще было бы мост взорвать? - но сунулись на мост, на скорости. А там полтонны тротила, под опорами - и Кравченко не зевал. Выживших быть не могло, когда все это с двадцати метров, в овраг, с разгона!

А стрельбу слева, с северо-востока, мы услышали чуть позже. Это концевой поезд охраны чуть отстал, и теперь его расстреливали самоходки. Как Роммель после будет это объяснять - не наши проблемы.

Из одного из соседних вагонов наши вытащили очень толстого фрица, "ну совсем как Геринг, может все же он?", в бессознательном состоянии, до машины его переть пришлось вшестером. Фриц был явно в немалых чинах, судя по мундиру, и в сопровождении адъютанта, пострадавшего относительно мало (оказал сопротивление, и был побит и помят). Больше в поезде живых не осталось - еще нескольких раненых, не показавшихся нам ценными, мы добили, а по неосмотренным вагонам отработали из "рысей", и хорошо же горело! Неиспользованные мины подорвали - восстанавливать путь, это тоже проблема фрицев. Хотя радиовзрывателей было жалко - но после такого, еще и снимать мины, поставленные на "неизвлекаемость"? Прочтите у Федорова, что это была за процедура!

Вызывало опасение, выпустят ли нас немцы? Нет, в обусловленной "точке выхода" нормально обменялись пароль-отзыв, после чего в сопровождении фельджандармов продолжили путь. В Тальхайме нас встречали все те же, сам Роммель, Рудински, и еще какой-то штатский. Нас вежливо попросили (не приказали) показать пленных. Осмотром остались довольны - причем Гитлер пришел в дикую ярость, и стал орать, предатели, продали русским меня, и отдали Германию азиатским ордам! Роммель же ответил что-то типа "я служу не вам лично, а Германии, и я решил, что так будет лучше для нее".

После было - путь до аэродрома, погрузка, взлет. В самолете я вырубился, и проснулся уже когда мы садились. Помню толпу НКВДшников, которым мы сдали наших пленных. И встречавших нас Большакова с московским куратором, чью фамилию я так и не мог вспомнить. А потом было самое муторное - написание подробного отчета.