Кеннет Балмер - Пробуждение Чародея: Накануне Судного дня. Пробуждение Чародея. Планета кочующих городов

А ему выпала счастливая возможность попытаться действительно начать все сначала…

Но потом Джек задумался о проклятии Керима и понял, что заблуждается в своем эгоизме, поскольку тут не было никакого подлинного начала, начала, которым он один смог бы поделиться с другими. Личное начало новой жизни могло быть лишь частью поступательного движения вперед всего общества, а люди Керима вперед не продвигались. Они достигли мертвой точки, дыры на пути, куда все постепенно и проваливались, и вскоре, вместе с предсмертным вздохом последнего седовласого старца, они все должны были покинуть этот мир. И как же в такой ситуации везучий Джек Уолли сможет начать новую жизнь?

Два дня спустя раздался вой сирены, и, когда жители Брианона заметались в поисках укрытия, Кроч позвал Уолли на его первую официальную охоту на предаккеров.

Одевшись в форму пограничников, они выехали верхом на лошадях, украшенных чепраками. Держа арбалеты наготове, они смеялись, шутили и распевали непристойные песни, которым Кроч обучил Уолли.

Маленький отряд из шести человек, считая Уолли и еще одного хвостовика, проехал через последнюю триумфальную арку, благопристойно убранную траурными лентами, и поскакал по вспаханным полям. Их лошади аккуратно двигались между бороздами.

Вернулись они через три дня. У одного пограничника рука висела на перевязи, а лицо было серым, как овсянка. Хвостовик лежал животом на лошади со свисающими вниз руками и ногами — конные прогулки закончились для него навсегда. При них было пять поверженных и перемазанных кровью предаккеров — затянутые в узлы, они, покачиваясь, висели возле седельных лук, внушая страх фыркающим лошадям.

— Хорошее начало, Джек, дружище, — сказал Кроч, стараясь не глядеть на невезучего хвостовика. — Думаю, теперь Муззерин согласится принять тебя в Гильдию.

Муззерин согласился. Он был старше Кроча, и седина сильнее убеляла его виски, но лицо несло тот характерный отпечаток, по которому в нем безошибочно угадывался пограничник и отстрельщик предаккеров. Муззерин возглавлял Гильдию. Однако, как гласила молва, его место вскоре должно было стать свободным, и тогда на него оказывалось сразу два претендента — Наджид и Кроч.

Наджида — человека с носом картошкой, близко посаженными глазками, жестоким ртом и способностью улыбаться и извергать проклятия одновременно, при этом имея в виду одни только проклятия, — Уолли избегал. Возглавить Гильдию было заветным стремлением Наджида. Крочу же это представлялось скорее веселой задачкой, и он не скрывал своего презрения к честолюбивому конкуренту. Джека это тревожило.

Во время прогулок по улицам Брианона Уолли был лишен своего обычного удовольствия поглазеть на витрины — развлечение, весьма любимое бедняками, тоскующими по хорошей жизни.

Даки и зеленые кожи годились только для покупки пищи и домашнего скота, да еще для оплаты услуг. В самом деле, зачем нужны были магазины, если все необходимое можно получить от Пи-Айчена? В силу особенностей своей натуры Уолли не слишком глубоко вникал в экономические отношения на Брианоне, но даже человеку с такими скромными познаниями в области финансов было ясно, что деньги здесь имели весьма ограниченную ценность. Они, конечно, играли свою роль, но только во вполне определенной области. Использование созидательной мощи Пи-Айчена давным-давно стало обычным делом, и люди теперь просто просили у него то, что им требовалось, получали это с благодарностью, расходовали по своему усмотрению, а затем обращались за новой вещью. Для них это было почти то же самое, что и сходить в магазин.

Когда наконец Джека Уолли официально приняли в Гильдию пограничников, он испытал неподдельное чувство волнения, благодарности, твердой решимости и желания самому сделать что-то стоящее для Брианона, для Гильдии и для принцессы Керит. Он сбежал вниз по ступенькам, и тут на какое-то мгновение его охватил циничный порыв — он вдруг увидел самого себя сопливым кретином, в надменном невежестве болтающим о преданности упадочной аристократии. Он, дитя межзвездной цивилизации, был бит кнутом и заперт в клетку гребца… Но мрачное настроение прошло, и им снова овладела радужная эйфория. Он вышел вместе с Крочем, и они опять пили без удержу, распевая: «Мы едем на север, мы едем на юг…» Только на этот раз Джек уже не позволил себе допиться до того, чтобы снова начать поиски чего-то, лежащего на земле.

Через неделю великое паломничество началось.

Толпа людей, собравшихся, чтобы проводить свою госпожу в опасное путешествие, была даже немного больше, чем сама подготовившаяся к отправке процессия. Группы жрецов, скопления лошадей, отряды солдат, прислуга, телеги, экипажи, что-то вроде крытых двуколок и навьюченные животные толпились вокруг, вздымая клубы дорожной пыли. Изрезанная колеями поверхность дороги больно била по лодыжкам и ступням паломников, подобно жизни, всегда требующей от человека больших жертв, чем те, на которые он может согласиться с легкостью.

Кроч, кипя от ярости и извергая жуткие проклятия, разыскивал Уолли.

А Джек Уолли опять взялся за свое…

Он оправдывал себя благостными рассуждениями о том, что это был его первый шанс с тех пор, как гарпия при помощи порванного корсета заманила его в лапы господина Хлыста. Комната была предусмотрительно убрана в светло-розовые тона, постель разобрана, бокалы, в которых еще совсем недавно поблескивало прекрасное серебряно-золотистое фирейское, ждали, чтобы их наполнили опять… только не сейчас… попозже…

Девушка — насколько Уолли успел понять, ее звали Эрлейс, — застенчиво улыбалась, раскинув руки для объятия и призывно выпятив губки. Это была служанка, и она сгорала от страстного желания. Но Уолли был еще более нетерпелив — настолько нетерпелив, что он небрежно разорвал на себе одежду, зная, впрочем, что сможет без труда получить новую в универмаге Пи-Айчена.

— О моя звездная куколка! — пропел он, надвигаясь на нее с широкими объятиями, ослепительной улыбкой и кое-чем еще.

— О-о-х! — простонала она, и это было самым уместным замечанием в сложившейся ситуации.

Она легла на кровать, широко раскинув руки, и одежда ее исчезла самым чудесным образом. Уолли, чувствуя себя настоящим мужчиной, сделал глубокий вздох и начал опускаться рядом…

И тут раздался оглушительный, резкий и нетерпеливый стук в дверь.

— Эй ты, грязный развратный горшок с помоями! Джек Уолли! Я что, должен гоняться за тобой, как за перепуганным предаккером? — прорычал развязный, бесцеремонный и грубый голос.

Уолли пришлось отложить свои дела.

— О нет. Это, должно быть, не ко мне, — нежно произнес он, поморщившись, а затем яростно заорал: — Убирайся вон! Я занят!