Кир Булычев - Марсианское зелье (сборник)

Подождал ответа, поблагодарил. Потом подумал и задал еще вопрос:

– А вы его выписывать не собирались?.. Ах так. Ночью? В двадцать три? Ясно.

Потом обратился к Удаловой.

– Правильно говорите, гражданка, – сказал он ей. – Ушел ваш супруг из больницы. В неизвестном направлении. Медперсонал предполагал, что домой. А вы думаете, что нет?

– Так и думаю, – ответила Удалова. – И еще сына ограбили. Оставили пижаму.

Лейтенант разложил пижамные штаны на столе.

– От взрослого человека, – показал он. – А вы говорите – ребенок.

– Я и сама не понимаю, – согласилась Удалова. – И мальчик такой правдивый. Тихий. Смирный. И штаны с помочами были. Синие. Вот как на этом.

Гражданка Удалова показала на мальчика в синих штанишках, вошедшего тем временем в помещение милиции и робко отпрянувшего к двери при виде Удаловой.

Ксения не узнала своего мужа. Не узнала она и штанов, принадлежавших ранее Максиму, ибо они пришлись Корнелию в самый раз.

– Так вы свою жалобу напишете? – спросил лейтенант.

– Напишу. Все как есть напишу, – сказала Ксения. – Только домой сбегаю и там напишу. Кормить сына надо.

При таком свидетельстве заботы жены о доме Корнелию захотелось плакать слезами раскаяния, но он удержался – не смел обратить на себя внимание.

– Тебе чего, мальчик? – спросил лейтенант, когда Удалова ушла писать заявление и кормить сына.

Удалов, почесывая ладонь, подошел к барьеру. Голова его белым курганчиком возвышалась над деревянными перилами, и ему пришлось стать на цыпочки, чтобы начать разговор с дежурным.

– Не тебе, а вам, – поправил Удалов. Когда себя не видел, как-то забывал о своих истинных размерах.

– Ну, вам, – не стал спорить лейтенант. – Говори, пацан.

– Дело государственной важности, – произнес Удалов и оробел.

– Молодец, – одобрил лейтенант. – Хорошо, когда дети о большом думают. Погляди, старшина, мы в его возрасте только футболом интересовались.

Старшина, сидевший в другом углу, согласился.

– Я поближе хочу, – сказал Удалов. – За барьер.

– Заходи, садись. И начинай, а то у меня дежурство кончается. Домой пора. Жена ждет, понимаешь?

Удалов это понимал. И кивнул сокрушенно.

Мальчик в слишком больших башмаках, завязанных, чтобы не упали, под коленками шнурками, вскарабкался на стул.

Лейтенант смотрел на мальчика с сочувствием. У него детей не было, но он их любил. И хоть дело мальчика касалось какой-нибудь малой несправедливости, обижать его лейтенант не хотел и слушал как взрослого.

– Существует заговор! – начал Удалов. – Я еще не знаю, кто его финансирует. Но может оказаться, что и не марсиане.

– Во дает! – Старшина поднялся со стула и подошел поближе.

– Шпиона видел? – ласково спросил лейтенант.

– Да вы послушайте! – воскликнул мальчик, и глаза его увлажнились. – Говорю, заговор. Я сам тому доказательство.

Лейтенант незаметно подмигнул старшине, но мальчик заметил это и сказал строго:

– Попрошу без подмигиваний, товарищ лейтенант. Они сейчас обсуждают дальнейшие планы. Со мной разделались, а что дальше, страшно подумать. Возможно, на очереди руководящие работники в районе и области.

– Во дает! – повторил старшина совсем тихо.

Он подумал, что жизнь ускоряет темпы, и если следить за прессой, то увидишь, что в западных странах психические заболевания приняли тревожный размах. Теперь подбираются к нам. А мальчика жалко.

– Ну а как тебя зовут, мальчик? – спросил лейтенант.

– Удалов, – ответил мальчик. – Корнелий Удалов. Мне сорок пять лет.

– Та-ак, – произнес лейтенант.

– Я женат, – продолжал Удалов, и лопоухое личико порозовело. – У меня сын, Максимка, в школу ходит.

Тут Удалова посетили воспоминания о преступлении против собственного ребенка, и он еще ярче зарделся.

– Та-ак, – протянул лейтенант. – Тоже, значит, Удалов.

Неожиданно во взоре его появилась пронзительность.

И он спросил отрывисто:

– А штаны с тебя в парке сняли?

– Какие штаны?

– А мамаша твоя с жалобой приходила?

– Так она же меня не узнала! – взмолился Удалов. – Потому что я не сын, а муж. Только меня превратили в ребенка, в мальчика. Я про это и говорю. А вы не верите. Если бы я был сын, то меня бы она узнала. А я муж, и она меня не узнала. Понятно?

– Во дает! – в очередной раз удивился старшина и начал продвижение к двери, чтобы из другой комнаты позвонить в «скорую помощь».

– Ты лучше к его мамаше сходи. Она адрес оставила, – сказал лейтенант, понявший замысел старшины. – Погоди, мальчика сначала в детскую комнату определим.

– Нет! – закричал Удалов. – Я этого не перенесу! У меня паспорт есть, только не с собой. Я вам такие детали из своей жизни расскажу! Я ремконторой руковожу!

Лейтенант печально потупился, чтобы не встречаться взглядом с заболевшим мальчиком. Ну что он мог сказать, кроме общих слов сочувствия? Да и эти слова могли еще более разволновать ребенка, считающего себя руководителем ремконторы Удаловым.

Старшина сделал шаг по направлению к мальчику, но тот с криками и плачем, с туманными угрозами дойти до Вологды и даже до Москвы соскочил со стула, затопал тяжелыми ботинками, вильнул между рук старшины, увернулся от броска лейтенанта и выскользнул за дверь, а затем скрылся от преследователей среди куч строительного мусора, накопленного во дворе реставрационных мастерских.

Научный склад мышления – явление редкое и не обязательно свойственное ученым. Он предусматривает внутреннюю объективность и желание добиться истины. Удалов не обладал этим складом, потому что стать мальчиком, когда внутренне подготовился к превращению в полного сил юношу, слишком обидно и стыдно. Поэтому воображение Удалова, богатое, но неорганизованное, подменило эксперимент заговором, и заговор этот рос по мере того, как запыхавшийся Корнелий передвигался по городу, распугивая кур и гусей. И чудилось Корнелию, что заговорщики в черных масках подкрадываются к системе водоснабжения и отрава проникает в воду, пиво, водку и даже в капли от насморка.

Просыпается утром страна, и обнаруживается – нет в ней больше взрослых людей. Лишь дети, путаясь в штанах и башмаках, выходят с плачем на улицы. Остановился транспорт – детские ножки не могут достать до тормозных педалей. Остановились станки – детские ручки не могут удержать тяжелую деталь. Плачет на углу мальчик – намеревался сегодня выходить на пенсию, а что теперь? Плачет девочка – собралась сегодня выйти замуж, а что теперь? Плачет другая девочка – завтра ее очередь лететь в космос. Плачет второй мальчик – вчера только толкнул штангу весом в двести килограммов, а сегодня не поднять и двадцати.

Мальчик-милиционер двумя ручками силится поднять палочку-регулировочку. Девочка-балерина не может приподняться на носки. Мальчик-бас, оперный певец, пищит-пищит: «Сатана там правит бал!»