Елена Ванслова - Ралли «Конская голова»

— Честно говоря, я сам несколько старомоден, — сказал Ретиф, — и тоже предпочитаю быть болельщиком.

— Да, но ведь твои собратья по мицелию никогда не одобрят подобного образа действий.

— Моих собратьев по мицелию здесь нет. И потом, разве я тебе не говорил? Ни один из нас не опустится так низко, чтобы состязаться друг с другом, если есть другой путь. Вот только что ты говорил о возделывании песка, выращивании лишайника…

— Того, которым мы пообедали, — сообщил Хошик. — И из которого приготавливается вино.

— Соревнование в области земледелия — наша самая последняя дипломатическая мода. Итак, если тебе хочется, можешь забирать себе все пустыни и выводить на них лишайник, а мы обещаем оставаться в оазисах и выращивать овощи.

Хошик вздрогнул и в изумлении изогнул спину.

— Ретиф, ты это серьезно? Ты отдаешь нам все эти прекрасные пески?

— До последней песчинки, Хошик. Я возьму только оазисы.

Хошик в экстазе замахал своими краями.

— И вновь ты победил меня, Ретиф! — вскричал он. — На этот раз в благородстве…

— Детали обсудим позже. Не сомневаюсь, нам удастся выработать правила, которые удовлетворят обе соревнующиеся стороны. А сейчас мне пора, а то мои долбо-особи совсем меня заждались.

Разгоралась заря, когда Ретиф засвистел, подавая сигнал, заранее обговоренный с Поттером, поднялся на ноги и вошел в лагерь. Свази встал.

— Наконец-то, — сказал он. — А мы уже собирались посылать на выручку.

Лемюэль вышел вперед: под его глазом красовался фонарь до самой скулы. Он протянул Ретифу свою мускулистую руку.

— Прости, что погорячился, приятель. По правде говоря, я было подумал, что ты шпион.

Сзади к Лемюэлю подошел Берт.

— А кто тебе сказал, что это не так, Лемюэль? — спросил он. — Может…

Лемюэль сбил Берта с ног одним небрежным движением руки.

— Если еще хоть один болван скажет, что какой-то хлюпик-дипломат смог отключить меня одним ударом, я и не так с ним посчитаюсь…

— Скажите мне, ребята, — перебил его Ретиф, — согласны ли вы разделить эту планету с хлопотунами, если получите мирные гарантии?

Примерно через полчаса горячих споров, выкриков и обсуждений Лемюэль повернулся к Ретифу.

— Мы согласны заключить любую разумную сделку, — сказал он. — Вообще-то у них столько же прав находиться здесь, сколько у нас. Я считаю, что делиться надо поровну, примерно по сто пятьдесят оазисов на брата.

— А что вы скажете насчет того, чтобы оставить себе все оазисы, а им отдать пустыни?

— Как я понимаю, — сказал Лемюэль, — речь идет о договоре?

Консул Пассвин поднял глаза на Ретифа, входящего к нему в кабинет.

— Садитесь, Ретиф, — рассеянно сказал он. — А я думал, вы все еще на Адобе, или как там они называют эту пустыню?

— Я вернулся.

Пассвин подозрительно посмотрел на него.

— Вот как? Ну-ну. Так что же вам нужно, молодой человек? Говорите. Только не вздумайте просить, чтобы я обратился в штаб-квартиру сектора за военной помощью.

Ретиф передал ему через стол пачку документов.

— Вот мирное соглашение. Торговый договор. Пакт о взаимопомощи.

— А? — Пассвин взял бумаги и быстро пролистал их. Потом, сияя, откинулся на спинку кресла. — Ну что ж, Ретиф, быстро сработано. — Он замолчал и, заморгав глазами, уставился не вице-консула. — А что это у вас на щеке, шрам? Надеюсь, вы вели себя с достоинством, как и подобает члену нашего дипломатического корпуса?

— Я принимал участие в спортивном состязании. Один из игроков слишком волновался.

— Гммм… Таковы перипетии нашей профессии. Надо уметь подлаживаться к обстоятельствам. — Пассвин поднялся и протянул Ретифу руку. — Я доволен вами, мой мальчик. И пусть это научит вас всегда следовать инструкциям с неукоснительной строгостью, не отклоняясь от них ни на йоту.

Выйдя из кабинета в зал и остановившись рядом с мусоропроводом, Ретиф задержался лишь для того, чтобы вынуть из своей папки большой пухлый конверт, все еще запечатанный, и бережно его опустить.

Этот парень привлек внимание Устюжина едва ли не с первого своего появления в зале. За двенадцать лет тренерской работы Устюжину пришлось повидать немало болельщиков волейбола, игры красивой, зрелищной и элегантной. Он видел разные лица: заинтересованные, радостно увлеченные, спокойные, иногда скучающие или откровенно равнодушные — у случайных гостей, и все же лицо юноши поразило тренера сложной гаммой чувств. Оно выражало жадный интерес, напряженное ожидание, горечь и тоску, мерцавшую в глубине темно-серых внимательных глаз.

Юноша приходил почти на каждую тренировку сборной "Буревестника", появлялся в зале обычно за полчаса до начала и устраивался в верхнем ряду трибун, стараясь не очень привлекать внимание. Опытный глаз Устюжина отметил его рост — метра два или около того, широкие плечи, длинные руки, и у тренера даже мелькнула мысль пригласить юношу на площадку, однако с началом каждой тренировки он забывал о своем желании и вспоминал о нем только после очередной встречи с поклонником волейбола, не желавшим, судя по всему, быть замеченным.

Через месяц Устюжин так привык к этому парню, что стал считать его своим. Случай познакомиться с ним представился сам.

В субботу, отработав с женской сборной "Буревестника", Устюжин заметил его у выхода из зала и подошел.

— Здравствуйте, давайте знакомиться: Устюжин Сергей Павлович, тренер. Вас заметил давно, с месяц назад. Студент?

Юноша, несколько ошеломленный появлением Устюжина, кивнул:

— Медицинский, второй курс.

— А на вид вам больше двадцати.

— Двадцать шесть. Я работал, потом…

— Ясно. Как вас звать?

— Иван… Иван Погуляй.

— Знаменательная фамилия. — Устюжин усмехнулся, продолжая изучать парня. Теперь, стоя рядом, он понял, что недооценил его рост. "Пожалуй, два десять — два двадцать! — прикинул он. — Неплохо! И все же чего-то ему не хватает… Чего?"

— У меня предложение, Ваня, — продолжал тренер. — У вас идеальное телосложение для волейболиста. Не хотите заняться волейболом? Может быть, вы…

Устюжин замолчал, увидев, какое впечатление произвело на молодого человека его предложение.

Лицо резко побледнело, потом жарко вспыхнуло — до слез, напряглось, губы дрогнули.

— Если не играли раньше — не беда, — поспешил Устюжин. — Главное, что вы любите волейбол, это я уже заметил. За год вы войдете в дублирующий состав "Буревестника", даю слово.

Юноша покачал головой, сжав губы так, что они побелели, повернулся и пошел к выходу. Устюжин молча смотрел ему вслед, сразу все поняв: парень хромал. Нога не сгибалась в колене, и он относил ее чуть в сторону и ставил на полную ступню, уходя все быстрей и быстрей, раскачиваясь из стороны в сторону.