Борис Воробьев - Мир «Искателя», 1998 № 03

Растерянность была общая. Предстояло привести к присяге новому императору народ и армию, но никто не знал, кто будет этим новым самодержцем. Его имя было начертано на документе, хранившемся в Успенском соборе в Москве, но пока это имя выясняли, прошло несколько дней, в течение которых в России, по сути, было безвластие. Кроме того, умершего требовалось доставить в Петербург, чтобы похоронить в фамильной усыпальнице в Петропавловской крепости, а это означало, что мертвое тело необходимо перевезти через всю Россию. Железных дорог тогда не было, везти мертвеца предстояло в специальной повозке, и в этих условиях первоочередной задачей становилось сохранение тела Александра в нетленном виде.

Забегая вперед, стоит отметить, что транспортировка тела заняла ровно два месяца — с 29 декабря 1825 года по 28 февраля 1826-го, так что уже из этого читатели уяснят себе те трудности, которые встали перед докторами. Им надлежало со всем тщанием забальзамировать тело покойного и тем самым обеспечить его сохранность на долгом пути.

Сделать это в полном объеме не удалось. В Таганроге не оказалось нужных для бальзамирования материалов (в частности, не хватало даже спирта, в котором тело покойного должно было содержаться несколько дней), и оно было произведено с нарушением общепринятой технологии, что не замедлило сказаться на результатах. Обработка тела еще продолжалась, а черты покойного уже стали неузнаваемо меняться, так что, когда бальзамирование закончили, никто не узнавал в покойном бывшего императора.

Это и породило слухи, первым из которых был: в гроб положили не императора Александра, а его фельдъегеря Маскова, трагически погибшего при дорожной аварии незадолго до смерти императора. Сам же Александр, утверждали слухи, не умер, а ушел странствовать по России. Другой вариант — государя извели «придворные изверги», а чтобы покрыть свое злодеяние, подменили умершего.

29 декабря 1825 года гроб с телом императора повезли в Петербург. Туда он прибыл в последний день февраля следующего года. Прибыл не без приключений. Поскольку, по словам историка Г. Василича, «молва бежала впереди гроба Александра» в Туле народ, взбудораженный слухами, намеревался вскрыть гроб, чтобы удостовериться, действительно ли в нем везут императора. Пришлось вмешаться полиции, не допустившей проверки.

Чтобы исключить подобное в Москве, к Кремлю, где в Архангельском соборе поставили царский гроб, власти стянули войска, а у ворот выставили артиллерию.

Тело императора не было показано народу и в Петербурге. Гроб открыли ночью в Петропавловском соборе, в котором собрались лишь ближайшие родственники покойного, чтобы проститься с ним и предать земле (о загадке захоронения будет сказано ниже).

Таким образом, поводов для всевозможных пересудов и слухов было предостаточно. Однако со временем они затихли, и десять лет умершего императора вспоминали только в его семье. Впрочем, «семья» — это слишком сильно сказано, поскольку уже весной 1826 года, когда при возвращении из Таганрога в Белеве умерла жена Александра I императрица Елизавета Алексеевна (тоже странная смерть), семья, по сути, перестала существовать. И поминать покойного могли лишь его братья — император Николай I и Константин.

Забвение продолжалось десять лет, как вдруг в далекой Сибири появился человек, всколыхнувший давно забытое и породивший массу новых слухов как об умершем императоре, так и о самом себе. Но прежде чем вплотную заняться рассмотрением фигуры этого человека, необходимо остановиться вкратце на тех подозрительных моментах, связанных с болезнью и смертью Александра I, которые в немалой степени дали волю всем тем слухам, о которых говорилось выше и которые в такой же степени способствовали возникновению легенды о «воскрешении» императора в образе старца Федора Кузьмича.

Почувствовав недомогание еще 27 октября, Александр I возвратился 5 ноября из поездки по Крыму в Таганрог и слег. И хотя никаких признаков смертельной болезни у императора не было, 5-го же ноября три самых близких к нему человека — императрица Елизавета Алексеевна, генерал-адъютант Волконский и лейб-медик Виллие — начали, независимо друг от друга (?), вести дневники о ходе болезни Александра. Волконский и Виллие закончили свои записи в день смерти Александра, 19 ноября, Елизавета Алексеевна — неделей раньше.

Исследователей до сих пор волнует вопрос: чем объясняется такое поразительное единодушие названных лиц, когда, повторяем, ничто не предвещало трагического исхода? По их мнению, оно или необъяснимо вообще или обусловлено сговором между авторами дневников, которые поставили целью создать единую картину развития болезни императора. Если допустить, что болезнь лишь симулировалась, а на самом деле готовилось исчезновение Александра, то версия о болезни, подтвержденная близкими к нему людьми, вполне объясняла и его смерть, на самом деле мнимую.

Немало удивлений вызывает и протокол вскрытия. Составленный врачами Стофрегеном (медиком императрицы), Тарасовым и все тем же Виллие, он являет собой «шедевр» эскулапова искусства, по которому невозможно понять не только ход болезни Александра, но и сказать с полной ответственностью, что в нем отражены моменты вскрытия именно императора, а не какого-то другого человека. То есть налицо та же запутанность, что и в случае с дневниками.

Следующий, не до конца выясненный, вопрос: кто же до самого последнего вздоха находился возле умирающего? Судя по дневникам — их авторы плюс доктор Тарасов. Однако советский историк профессор Андрей Сахаров, изучая документы, касающиеся таганрогских событий, обнаружил существенную «нестыковку» между дневниковыми записями и действительными фактами. Оказалось, что в последние дни жизни Александра возле него не раз и подолгу оставалась ОДНА императрица, и этот факт открывает широчайший простор для всякого рода предположений.

С императрицей же связано и еще одно свидетельство, сделанное генерал-адъютантом Волконским. Он заявил, что 11 ноября (а это, как мы помним, день, когда Елизавета Алексеевна прекратила вести свой дневник) император позвал к себе жену, и она пробыла у него полдня. Почему так долго, и о чем говорили они? И тут нелишне повторить, что в этот же день Александр получил от своих агентов сведения о существовании антиправительственного заговора, так что разговор с императрицей мог касаться этого вопроса, после чего супруги могли принять какое-то решение. Какое?

Непонятны и другие обстоятельства, связанные уже со смертью Александра. Например, на панихиде в таганрогском соборе не присутствовала императрица; не было ее и в составе траурного кортежа, доставившего тело императора в Москву. Но если этот факт в какой-то мере можно оправдать болезнью императрицы, то не сопровождение покойного генерал-адъютантом Волконским просто необъяснимо. Он по своей должности обязан был безотлучно находиться при императоре — живом или мертвом, — однако почему-то не выполнил этой святой обязанности. Может быть, он был занят в эти дни какими-то секретными делами?