Дэн Симмонс - Гиперион. Падение Гипериона

Прежде чем отправляться в операторскую, Кассад предусмотрительно перенес свои вещи в вагон. Сейчас он выскочил из дверей кабины, одним прыжком преодолел длинную лестницу и кинулся за вагоном, который медленно отходил от посадочной площадки.

– Не успеет, – прошептал отец Хойт.

До края платформы оставалось метров десять, но карикатурно длинноногий Кассад бежал, как настоящий спринтер.

Вагон выскользнул из направляющего желоба и закачался в воздухе, метрах в восьми над скалами. Хотя настил платформы обледенел, Кассад не снижал скорости, нагоняя вагон.

– Давай! – закричала Ламия Брон. Остальные подхватили ее крик.

Консул посмотрел вверх: полосы льда отваливались с обмерзшего троса и падали вниз. Он оглянулся. Слишком далеко. Кассад не успеет.

Однако полковник бежал невероятно быстро. Вот и край платформы. Консулу снова вспомнился ягуар – зверь со Старой Земли, которого он видел в зоопарке на Лузусе. Казалось, полковник вот-вот поскользнется и полетит вниз, на заснеженные валуны. Но нет. Вытянув вперед свои длинные руки, Кассад прыгнул и завис в воздухе. Его накидка развевалась на ветру. Мгновение – и он скрылся за вагоном.

Раздался глухой удар, затем потянулась бесконечно долгая минута ожидания. Все молчали, даже шелохнуться боялись. Вагон плыл в сорока метрах над скалами, приближаясь к первой мачте. Но вот паломники увидели Кассада. Хватаясь за обледенелые металлические поручни, он продвигался вдоль вагона. Ламия распахнула дверь, и к полковнику тут же протянулся десяток рук. Ему помогли забраться внутрь.

– Благодарение Господу, – произнес отец Хойт.

Немного отдышавшись, полковник мрачно улыбнулся:

– Мне не хотелось дожидаться возвращения вагона. Там автоблокировка. Если с оператором что-нибудь случится, механизм останавливается. Пришлось придавить рычаг мешком песка.

Мартин Силен указал на быстро приближающуюся мачту опоры, над которой, как потолок, висело облако. Трос, казалось, уходил в пустоту.

– Сдается мне, мы уже пересекаем хребет, хотим мы того или нет.

– А сколько времени займет дорога? – спросил Хойт.

– Часов двенадцать. Может, чуть меньше. Операторам иногда приходится останавливать вагоны – если ветер слишком сильный или трос обледенеет.

– Теперь мы уже не остановимся, – сказал Кассад.

– Если только трос не порвется, – заметил поэт. – Или мы на что-нибудь не налетим.

– Заткнись, – оборвала его Ламия. – И вообще не пора ли нам пообедать?

– Смотрите! – позвал Консул.

Все подошли к передним окнам. Вагон уже поднялся на сто метров над бурым склоном. Предгорья остались где-то позади. Далеко внизу виднелась платформа. Паломники в последний раз окинули взглядом станцию, покинутые лачуги Приюта Паломников и неподвижный ветровоз.

Затем снег и плотные облака поглотили их.

Разумеется, кухни в привычном смысле слова в вагоне не было. Однако в заднем отделении обнаружились холодильник и микроволновая печь. Из мяса и овощей, позаимствованных на камбузе ветровоза, Ламия и Вайнтрауб соорудили вполне сносное жаркое. У Мартина Силена нашлось и вино (несколько бутылок он прихватил еще с «Бенареса», остальными разжился на ветровозе). К жаркому он открыл гиперионское бургундское.

Паломники почти покончили с обедом, когда мрак, словно облепивший окна вагона, начал понемногу рассеиваться. Вскоре стало совсем светло. Консул обернулся к окну, и в этот момент выглянуло солнце, залив весь вагон каким-то потусторонним золотым светом.

Все разом вздохнули. Уже несколько часов как стемнело, но едва вагон всплыл над морем облаков, из которого, подобно островам, поднимались горные вершины, как паломники вновь оказались в царстве заката. Небо Гипериона из дневного блекло-голубого стало бездонно-лазурным. Красно-золотистое светило зажгло башни облаков и покрытые льдом горные вершины. Консул огляделся. Лица его спутников, которые еще минуту назад в полумраке вагона казались серыми пятнами, теперь тоже омывало щедрое золотое сияние.

Мартин Силен поднял бокал:

– Ну, с Богом!

Консул посмотрел вперед. Массивный трос казался отсюда не толще нитки, а чуть подальше его и вовсе было не разглядеть. В нескольких километрах, на вершине горы, искрилась золотом следующая опорная мачта.

– Дорогу поддерживают сто девяносто две опоры, – произнес Мартин Силен голосом экскурсовода. – Они изготовлены из сверхпрочного карбодюраля и имеют восемьдесят три метра в высоту.

– Мы, должно быть, очень высоко, – негромко сказала Ламия Брон.

– Самая высокая точка этой подвесной дороги, общая протяженность которой составляет девяносто шесть километров, находится над вершиной горы Драйден, пятой в горной системе Уздечки; ее высота девять тысяч двести сорок шесть метров над уровнем моря, – продолжал Силен.

Полковник Кассад посмотрел по сторонам:

– А в вагоне давление нормальное. Несколько минут назад сработало реле.

– Смотрите! – воскликнула Ламия.

В течение долгой минуты солнце лежало на облачном горизонте. Теперь оно опустилось ниже, и тучи словно вспыхнули изнутри. Весь западный край мира заполыхал многоцветием красок. Снежные карнизы и ледники на западных склонах, нависавшие над подвесной дорогой, все еще горели отраженным светом, но на темнеющем небосводе уже проступали самые яркие звезды. В вагоне царил розовый полумрак.

Консул повернулся к Ламии Брон.

– Почему бы вам не рассказать свою историю прямо сейчас? Нам ведь надо выспаться перед прибытием в Башню.

Ламия допила остатки вина.

– А вы-то сами хотите ее услышать?

Все закивали. Только Мартин Силен пожал плечами, выражая полнейшее равнодушие.

– Хорошо. – Ламия Брон отставила в сторону пустой стакан, уселась на скамейку, подобрала под себя ноги и, опершись локтями о колени, начала свой рассказ.

Я сразу поняла, что это дело будет особое, – с той самой секунды, как он вошел в мой кабинет. Он был красив. Не изнеженный или смазливый, как иные модели или телезвезды. Нет, он был просто… красив.

Ростом он был невелик, не выше меня, а я родилась и выросла на Лузусе, где гравитация на треть больше стандартной. Но я сразу же поняла, что мой посетитель не с Лузуса, ибо сложен он был по меркам Сети весьма пропорционально – стройный, худощавый атлет. Лицо – сама целеустремленность: низкие брови, острые скулы, прямой нос, твердый подбородок и широкий рот (чувственный и упрямый одновременно). Большие карие глаза. На вид ему было около тридцати стандартных.

Ясное дело, в тот момент, когда он вошел, я не задавалась целью составить полный реестр его личных качеств. Первое, что я подумала тогда: «Неужели клиент?» А вторая мысль: «Ну, красив, мерзавец!»