Дэн Симмонс - Гиперион

– Нет. – В ее мягком гортанном голосе чувствовался странный акцент. Он еще ни разу не слышал, как она говорит.

– Ты существуешь на самом деле?

– Да.

Кассад вздохнул и огляделся. Он лежал совершенно обнаженный под тонким покрывалом на каком-то возвышении посередине темной, похожей на пещеру, комнаты. Сквозь пробоину в потолке виднелось звездное небо. Кассад поднял другую руку и прикоснулся к ее плечу.

Темный нимб волос. Свободное, тонкое одеяние, сквозь которое даже при свете звезд проступали контуры ее тела. Ее аромат – тонкий запах мыла, кожи и ее самой, запах, который он прекрасно помнил по прошлым встречам.

– Ты хочешь что-то спросить? – прошептала она.

Кассад молча расстегнул золотую пряжку, скреплявшую ее одеяние. Оно с шелестом упало на пол. Под ним ничего не было. В небе отчетливо виднелась лента Млечного Пути.

– Нет, – ответил Кассад и привлек ее к себе.

К утру поднялся легкий ветерок. Они лежали рядом, закутавшись в покрывало. Им не было холодно: казалось, тонкая материя сохраняла тепло их тел. Где-то за голыми стенами шуршал песок, а может быть, снег. Звезды были видны очень отчетливо и казались необычайно яркими.

Они проснулись с первыми лучами солнца и лежали под шелковистым покрывалом, прижавшись друг к другу. Она провела рукой вдоль его тела по старым, давно знакомым шрамам. И по новым.

– Как тебя зовут? – прошептал Кассад.

– Тшшш, – прошептала она в ответ, и ее рука скользнула ниже.

Кассад уткнулся лицом в ароматный изгиб ее шеи и почувствовал, как напряглись ее груди. Ночь бледнела, превращаясь в утро. Ветер нес на голые стены то ли песок, то ли снег.

Они любили друг друга, спали и снова любили. Встали они около полудня. Она принесла Кассаду нижнее белье, серую куртку и брюки. Все это сидело на нем идеально. Носки из губчатой ткани и мягкие ботинки тоже оказались впору. Она оделась в такой же костюм, только цвета морской волны.

– Как тебя зовут? – спросил Кассад, когда они вышли из здания с разрушенным куполом и зашагали по мертвому городу.

– Монета, – ответила его мечта. – Или Мнемосина [13] Монета – героиня-рассказчица в поэме Китса «Падение Гипериона»; по некоторым мифам, дочь Юпитера (Зевса) от Памяти (Мнемосины); Мнемосина (воспоминание – греч. ), дочь Урана и Геи (и, таким образом, сестра Гипериона); родила от Зевса в Пиэрии девять муз; кроме того Мнемосина (советница – лат. ) – это одно из прозвищ римской богини Юноны; храм Юноны Монеты стоял на Капитолии . Как тебе больше нравится.

– Монета, – прошептал Кассад, глядя на поднимавшееся в лазурном небе маленькое солнце, – это Гиперион?

– Да.

– Как я приземлился? На парашюте? Или там было тормозное поле?

– Ты спустился на крыльях из золотой фольги.

– Странно, что я уцелел. Я не был ранен?

– Был. Но твои раны вылечили.

– Как называется это место?

– Град Поэтов. Его покинули более ста лет назад. За этим холмом находятся Гробницы Времени.

– А катера Бродяг, которые за мной гнались?..

– Один сел неподалеку. Повелитель Боли сам займется его командой. Два других приземлились чуть подальше.

– А кто это, Повелитель Боли?

– Пойдем, – сказала Монета.

Сразу за вымершим городом начиналась пустыня. Струйки пыли текли по мраморным плитам, наполовину занесенным песком. К западу от города Кассад заметил десантный катер с открытыми люками. Установленный на упавшей колонне термокуб выдал им горячий кофе и свежие булочки. Они ели и пили молча.

Кассад тем временем пытался вспомнить легенды о Гиперионе.

– Повелитель Боли – это Шрайк, – сказал он наконец.

– Конечно.

– Ты отсюда… из Града Поэтов?

Монета улыбнулась и медленно покачала головой.

Кассад выпил кофе и отставил чашку. Его не покидало ощущение, что все это происходит во сне, ощущение куда более острое, чем во время всех предыдущих модельных тренировок. Но кофе приятно горчил; лицо и руки чувствовали тепло солнечных лучей.

– Пойдем, Кассад, – сказала Монета.

Они пересекла море холодного песка. Кассад поймал себя на том, что время от времени поглядывает вверх, в небо: факельщик Бродяг мог в любую секунду расстрелять их с орбиты. Внезапно он понял, что этого не случится.

Гробницы Времени лежали в долине. Невысокий обелиск излучал мягкое сияние, а каменный сфинкс, напротив, словно бы впитывал в себя солнечный свет. Замысловато переплетенные пилоны отбрасывали друг на друга бесчисленные тени. Рядом, на фоне восходящего солнца, вырисовывались силуэты других гробниц. У каждой имелась дверь, и каждая дверь была открыта. Кассад знал, что когда первые исследователи обнаружили гробницы, двери были точно так же открыты, а все внутренние помещения – пусты. Более трех столетий искали там потайные комнаты, подземелья, захоронения, но все поиски оказались безуспешными.

– Дальше тебе нельзя, – сказала Монета, когда они приблизились к скале, возвышавшейся у входа в долину. – Сегодня приливы времени особенно сильны.

Тактический имплант Кассада молчал. Комлога у него не было. Он порылся в памяти.

– Вокруг Гробниц Времени существуют антиэнтропийные силовые поля, верно? – спросил он.

– Да.

– Гробницы очень древние. И антиэнтропийные поля предохраняют их от разрушения.

– Не совсем так, – поправила его Монета. – Приливы обращают время вспять. Гробницы как бы движутся из будущего в прошлое.

– Из будущего в прошлое? – недоуменно повторил Кассад.

– Смотри.

Внезапно из желтого пыльного вихря возникло дерево со стальными шипами и, переливаясь как мираж, стало расти. Казалось, оно хочет заполнить собой всю долину. Вершина его поднялась уже метров на двести – до кромки обступивших долину скал. Ветви дерева двигались, исчезали и меняли форму, как элементы плохо отъюстированной голограммы. Солнечные лучи сверкали на пятиметровых шипах. С десяток шипов унизывали совершенно голые тела Бродяг – мужчин и женщин. На других ветвях были другие трупы, причем не только человеческие.

На секунду пыльная буря заслонила дерево, а когда ветер стих, видение исчезло.

– Пойдем, – сказала Монета.

Кассад шел вдоль линии темпорального «прилива». Когда волны антиэнтропийного поля языками набегали на «берег», он отпрыгивал в сторону, словно ребенок, играющий на пляже с океанским прибоем. Кассад чувствовал, как волны времени проникают в него. Пропитывая буквально каждую клеточку тела памятью о событиях, которым только предстоит произойти.

Они остановились у входа в долину, где холмы переходили в прочерченную грядами барханов зыбкую равнину, отделявшую их от Града Поэтов. Монета прикоснулась к стене из синего сланца, и в скале открылся проход. Они вошли в длинную, низкую комнату.