Дэн Симмонс - Гиперион

– Так вы, стало быть, не беретесь меня печатать? – спросил я.

– Нет, почему же! – улыбнулась моя редактриса. – Ведь «Транслайн» заработал на тебе несколько миллиардов марок. Естественно, мы тебя напечатаем. Я лишь утверждаю, что книгу не будут покупать.

– Чушь! – вскричал я. – Конечно, утонченные стихи понимает далеко не каждый, но читателей и сейчас вполне достаточно, чтобы сделать книгу бестселлером!

На сей раз Тирена не рассмеялась, а лишь раздвинула свои зеленые губы в острой, как нож, улыбке.

– Ах, Мартин, Мартин, – вздохнула она. – Со времен Гутенберга процент читающих людей лишь сокращается. Известно ли тебе, что в двадцатом веке в так называемых «развитых демократических странах» только два процента людей читали больше одной книги в год? И это – до появления искусственного интеллекта, инфосфер и всех этих интерфейсных штуковин. А ко временам Хиджры девяносто восемь процентов населения Гегемонии вообще не понимало, зачем надо читать. Их не волновало даже то, что они элементарно неграмотны. Сейчас дела обстоят и вовсе плачевно. В Великой Сети обитает более ста миллиардов человек, и лишь один из ста заказывает иногда кристаллодиск-другой, а чудаков, которые читают книги, еще меньше.

– Но ведь «Умирающая Земля» разошлась трехмиллиардным тиражом…

– Х-м-м, – произнесла Тирена, – это был «эффект “Пути паломника”» [22] «Путь паломника» – аллегорический роман Джона Беньяна (1628–1688), английского писателя-пуританина; был очень популярен в XVII веке .

– Эффект чего?

– «Эффект “Пути паломника”». В Массачусетсе, по-моему да, точно, в Массачусетской колонии (это на Старой Земле, в семнадцатом веке) каждая порядочная семья считала своим долгом иметь в доме эту книгу. Но, Боже мой, читать ее было вовсе не обязательно! Та же история с «Майн Кампф» Гитлера, с «Видениями обезглавленного младенца» Стукацкого.

– А кто такой Гитлер? – спросил я.

Тирена слегка улыбнулась:

– Был такой политикан на Старой Земле. Ко всему прочему еще и пописывал. «Майн Кампф» до сих пор издается… «Транслайн» возобновляет копирайт каждые сто тридцать восемь лет.

– Ну ладно, – сказал я. – Мне нужно еще несколько недель, чтобы отшлифовать «Песни». Так сказать, довести до кондиции.

– Прекрасно, – улыбнулась Тирена.

– Ты, наверное, снова захочешь меня редактировать? Как в прошлый раз?

– С какой стати? – ответила она. – Ностальгия нам теперь до лампочки, так что пиши, что хочешь и как хочешь.

Я даже заморгал.

– То есть я могу писать белым стихом?

– Разумеется.

– И философствовать?

– Сколько душе угодно.

– И экспериментировать с формой?

– Угу.

– И вы все это напечатаете в точности так, как я напишу?

– Тютелька в тютельку.

– А покупать их будут?

– Черта с два!

Мои «несколько недель» обернулись десятью месяцами адовой работы. Я отключил большую часть комнат; оставил только кабинет в башне на Денебе-3, гимнастический зал на Лузусе, кухню и плот с ванной на Безбрежном Море. Я работал без отдыха десять часов, потом делал энергичную разминку, ел, дремал пару часов и снова возвращался к рабочему столу – на очередную восьмичасовую вахту. Я чувствовал себя примерно так, как пять лет назад, когда только-только начал поправляться после инсульта и целыми днями мучился, осваивая каждое новое слово, заставляя идею прочно укорениться в языке. Теперь дело шло даже труднее. В поисках верного слова, идеальной схемы рифмовки, наиболее емкого образа и неизбитой метафоры для тончайшего оттенка чувств я доходил буквально до изнеможения.

Через десять стандартных месяцев я сломался, подтвердив тем самым древнюю истину: книгу нельзя закончить, можно лишь перестать работать над ней.

– Что ты на это скажешь? – спросил я Тирену, когда она просматривала первый экземпляр.

По моде той недели ее глаза превратились в гладкие бронзовые диски, но и они не могли скрыть навернувшихся слез.

– Прекрасно, – сказала она.

– Я пытался как бы заново услышать голоса кое-кого из древних, – произнес я, внезапно смутившись.

– И тебе это удалось.

– Над интерлюдией Небесных Врат стоило бы еще поработать.

– Зачем? Она и так великолепна.

– Я писал об одиночестве.

– Это не об одиночестве, это само одиночество.

– Значит, по-твоему, она завершена? – спросил я.

– Конечно. Это шедевр.

– И ты думаешь, ее будут покупать?

– Ни хрена подобного.

Первоначально «Песни» решили издать тиражом в семьдесят миллионов кристаллодисков. «Транслайн» разместил рекламу в инфосфере и на коммерческих каналах тривидения, натыкал рекламные вставки в программы матобеспечения, подготовил хвалебные отзывы знаменитостей для суперобложек, организовал публикации в книжном обозрении «Нью-Нью-Йорк Таймс» и «ТКЦ-ревью», выбросив на это целое состояние.

За первый год удалось продать двадцать три тысячи кристаллодисков по двенадцать марок за штуку, что принесло мне с учетом десятипроцентной ставки и пятидесятипроцентных отчислений в счет двухмиллионного аванса аж целых 13.800 марок. За весь второй год разошлось всего 638 экземпляров; инфосфера прав не приобретала, продюсеры тривидения воротили нос, лекционных турне не предвиделось.

Недобор в продажах с лихвой компенсировали отрицательные рецензии. «Невнятное несовременно, неактуально», – писали в книжном обозрении «Таймс». «Г-н Силен сотворил образчик предельной непонимабельности, – вторил им Урбан Капри в «ТКЦ-ревью», – демонстративно наплевав в своем разнузданном опусе на читателя». Но последний, смертельный удар нанес мне Мармон Гамлит в программе «А Сейчас Вся Сеть!»: «Что касается поэтического творения этого, как бишь его… Так вот, я лично эту книжку так и не осилил. И вам не советую».

Тирена Вингрин-Фейф, казалось, просто не замечала происходящего. Через две недели после того, как появились первые рецензии и в редакцию стали возвращать партии нераскупленных кристаллодисков, я, изнуренный тринадцатидневным запоем, прибыл по нуль-Т в ее кабинет и плюхнулся в черное пенолитовое кресло, которое разлеглось в центре комнаты, словно бархатная пантера. По ту сторону невидимого защитного поля бушевала одна из легендарных гроз, которые бывают только на ТК-Центре, и колоссальные, поистине юпитерианских масштабов молнии то и дело раскалывали кроваво-красное небо.

– Не расстраивайся, – сказала Тирена. Волосы она уложила по моде этой недели – надо лбом на полметра торчали черные рожки, а по всему телу, то приоткрывая, то пряча наготу, перетекали многоцветные разводы, которые создавал комбидресс-генератор. – Первый тираж составил только шестьдесят тысяч экземпляров, так что особенных убытков мы не понесли.