Владимир Митыпов - Внимание: неопитеки!

Отель «Сабина», куда меня привез Чатраги, оказался весьма респектабельным и лишенным крикливой помпезности, что было странным для курортного города. Подтянутый и деловитый портье с меловой чертой пробора на лакированной голове, сдержанные, вышколенные горничные. «Это оттого, что хозяин отеля англичанин, — мимоходом заметил Чатраги. — Самый приличный вертеп во всей Вианте, будь она неладна».

Номера у нас оказались смежными. Я. как зашел к себе, сразу же почувствовал неодолимую тягу ко сну: сказывалось обильное поездное возлияние. Чатраги же, на минутку заглянув ко мне, исчез куда-то по своим делам.

Проснулся я поздно, где-то ближе к полуночи. В комнате стоял полумрак. По стенам метались и подмигивали разноцветные блики уличных реклам, где-то взвизгивали тормоза, где-то вкрадчиво мурлыкало радио.

Я поднялся, ощущая сильнейший голод. Это было не удивительно, если учесть, что весь минувший день мы с Чатраги не столько ели, сколько закусывали.

Можно было поужинать тут же в ресторане отеля, но я решил немного пройтись по воздуху и вышел на улицу. Веселье в знаменитом курортном городе, видимо, было в разгаре. То и дело проносились открытые машины, набитые визжащими и хохочущими людьми, раза два проскочили впереди мигалки полицейских автомобилей, из огромных раскрытых окон и из темных глубин парков доносились хриплые выкрики певцов и рев саксофонов, поодиночке, парами и группами шатались шумные развеселые личности.

На углу под неоновым изображением розового поросенка, смешно дергающего хвостом и ушами, меня остановили две девицы, плотно облитые короткими водянисто поблескивающими платьями.

— Портсигар не хотите? — спросила одна низким, шершавым голосом.

— Любой, — добавила другая, обдав меня винным запахом и взмахнув неестественно длинными ресницами.

— Портсигар? — растерянно спросил я, делая шаг назад. — Простите, но я никогда не пользовался портсигаром. И не собираюсь.

Девицы захохотали так, что полицейский патруль за полквартала от нас остановился и стал глядеть в нашу сторону.

— Пошли, ну его, — сказала вторая, толкая подругу в бок. — Не видишь что ли — это же типичный про.

И они, обнявшись, медленно удалились в полутемную боковую улицу.

Шагов через десять я был остановлен снова, на этот раз широкоплечим пошатывающимся мужчиной в пестрой рубашке.

— Майк! — радостно заорал он, расставив руки почти на всю ширину дорожки. — Майк, с-сколько лет! У меня тут за углом авто, поедем к Джулии, вс-спомним с-старое.

— Извините, — пробормотал я, стараясь проскочить, прижимаясь к витрине.

— З-зазнался, пес?! — зарычал мужчина, тщетно пытаясь вытащить что-то из заднего кармана. Глаза у него были остекляневшие и неподвижные. Предмет из кармана не лез. Мужчина выругался, что-то затрещало, и он, потеряв равновесие, ткнулся лбом в стену

Я на всякий случай ускорил шаги и нырнул в первое попавшееся заведение. Краем глаза я успел заметить, что у входа стоят несколько человек в темном, а из глубины подъехавшего длинного черного автомобиля осторожно поблескивают чьи-то глаза.

Зал был шумный и людный. В судорожных конвульсиях корчилась какая-то совершенно дикая мелодия, в такт ей дергался и что-то выкрикивал на эстраде здоровенный негр в блестящем черном трико. Верхний свет не горел, только в полу поочередно вспыхивали и гасли молочные квадраты, в их свете мельтешились танцующие ноги. Огромные вентиляторы под потолком работали на полную мощность, но все равно было душно.

Когда я пробирался мимо танцующих, меня обдало смешанным запахом духов, пота и вин.

Я сел в углу за свободный столик рядом с бронзовой лоснящейся фигурой льва, из которого где-то с журчанием что-то текло. Недалеко от меня некто темный и грузный неторопливо и причавкивая ел.

Музыка утихла. Полузадушенно прокричав на прощанье, исчез с эстрады негр, зажегся свет. Пары, смеясь и переговариваясь, стали рассаживаться по своим местам.

Я огляделся. Красивые девушки в вечерних, по-курортному легких нарядах, молодые мужчины в рубашках без галстуков, кое-где виднелись пожилые джентльмены в темных вечерних костюмах.

— Ужин? Вино?

Передо мной стоял, весь внимание, нивесть откуда взявшийся официант. Приняв заказ, он скользящей стремительной походкой — голова чуть набок, рука на отлете — ринулся прочь.

На эстраде тем временем появились три малоодетые девицы, враз игриво улыбнулись в зал и под дьявольский грохот оркестра принялись выделывать такие штуки своими длинными стройными ногами, что тучный господин за соседним столом шумно засопел, комкая салфетку.

Оценив по достоинству коньяк, я принялся за тушеную в вине индейку, когда около меня остановилась сумрачная рыжеволосая девица в узком красном платье. Она некоторое время рассматривала меня прищуренными глазами, потом, лениво растягивая слова, спросила:

— Вы один?

Я кивнул.

— Сдвоим?

Я кивнул еще раз.

Она села, медленно прошлась глазами по залу и сказала сквозь зубы:

— Надоело, все надоело... А что же делать?

— Это пройдет, — примирительно сказал я на всякий случай и налил ей коньяку. — Давай лучше выпьем.

— Зачем я сюда пришла? Сама не понимаю... — Она, не глядя, взяла коньяк. — Они неизлечимы... — Она еще раз медленно оглядела зал. — Пьют, жрут, потом им подай девку, и чтоб морду кому-нибудь набить. У-у, с-скоты... А впереди целая ночь... и опять...

Мне показалось, что она всхлипнула.

— Неужели все так плохо? — осторожно спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.

Она вдруг зло посмотрела на меня, резко поднялась и, процедив сквозь зубы: «Студень!», куда-то ушла.

— Не связывайтесь с ней, послушайтесь моего совета.

Я повернул голову. Мой тучный сосед, наклонясь в мою сторону, доверительно продолжал:

— Я ее вижу здесь третий вечер, и каждый раз у нее скандалы. Вчера, например, она облила черным кофе бразильского коммерсанта... Кстати, вы не знаете, как зовут вон ту, которая слева? — он кивнул на эстраду.

— Алтея Гирон, — наугад брякнул я, чтобы отвязаться от непрошенного собеседника.

— Ага, — удовлетворенно прохрипел сосед и, медленно наливаясь темной кровью, стал смотреть на эстраду. Там появилась четвертая танцовщица, которая под веселое жеребячье ржанье саксофона мимоходом освобождалась от одежд.

Где-то у выхода возник шум, кто-то вскочил, завизжала женщина. Туда спешил метрдотель и мелькало красное платье. Дело это, видимо, было обычное, потому что большинство продолжало смотреть на эстраду, а оркестр играл без всякой заминки.

Но тут произошло что-то еще. У выхода внезапно наступила тишина. Три молодых человека, сидевшие с девицами за два столика от меня, пригибаясь и опрокидывая стулья, бросились влево, — видимо, к запасному выходу.