Сергей Синякин - Феникс

Может носить очки. Всему личному составу РУРОВД города в

течении суток осуществить следующие комплексные мероприятия:

1. Оперативному составу немедленно под роспись ориентировать на раскрытие данного преступления негласный аппарат и иные силы общественности. Об исполнении доложить рапортами не позднее утра 19 августа 1999 года.

2. Проверить расположенные на обслуживаемой территории гостиницы, общежития, квартиры граждан, сдающих жилые помещения внаем, притоны, жилища ранее судимых и состоящих на учете в органах внутренних дел граждан. Аналогичные мероприятия провести в отношении лиц, занимающихся проституцией и сутенерством.

3. Взять под контроль железнодорожные вокзалы, автовокзалы, речпорты и авиавокзалы. Осуществить там круглосуточное патрулирование силами нарядов ППС. Осуществить усиленное патрулирование на выездных дорогах из города силами ГАИ и общественности.

4. Предъявить фотороботы предполагаемого преступника работникам ЖКО, ЖКК, ЖЭУ, комендантам и паспортистам общежитии, председателям домовых и уличных комитетов, иным лицам, которые могут оказать помощь и содействие в раскрытии преступления.

5. Начальникам РОРУВД немедленно подготовить планы комплексных мероприятий, направленных на раскрытие данного террористического акта. Копии планов представить"в штаб УВД области не позднее утра 19 августа 1999 года и обеспечить неукоснительное ежедневное выполнение запланированных мероприятий, докладывая о полученных результатах не позднее 19 часов каждого прошедшего дня.

И.о. начальника УВД Волгоградской области полковник милиции Н.С. Стариков

Глава девятая

Гоша Шепель по кличке Пеногон прощался со своими кентами.

- Ты напиши, - взволнованно просил его Чалый. - Как приедешь, так сразу напиши. Понял?

Гоша похлопал его по плечу, ткнул в бок. Комок стоял у него в горле и першило в глазах, как это обычно бывает при расставании с близкими.

- Будь спокоен, Чалый, - заверил он. - И письмо напишу, и подогрев нормальный пришлю.

- Хрен с ним, с подогревом, - отмахнулся щуплый и низенький Чалый, глаза его тоже стали подозрительно влажными. - Главное, пиши, Гошка! Слышишь? Обязательно пиши!

Подошел высокий, плотный, похожий на шкаф Бур-кан, хмуро, но дружелюбно обнял Гошу, неловко сунул ему в руки сверточек.

- Держи, - с обычным угрюмством буркнул он. - Маклю тебе смастырил. В вагоне посмотришь. Давай, бра-тила, ты там, на воле, не раскисай, понял?

- Спасибо, Буркан, - сказал Гоша и, устыдившись, что зовет кента лагерной кличкой, крепко стиснул ему руку выше локтя. - Спасибо, Женька.

- Давай, давай, - поторопил его усатый, широколицый и крепкий, как черный жук, прапорщик. - Автобус ждет. Мне еще вас усих на вокзал возиты!

Гоша обнял Леню Борща, дружелюбно и увесисто стукнул его по спине.

- Пока, Леха, - сказал он. - Освободишься - давай сразу ко мне в Саратов. Там все схвачено будет, братан.

Все сделаем в лучшем виде!

- Давай-давай, швидче, хлопчику! - нетерпеливо сказал прапорщик. Прощаешься, як на усю жизнь.

- Конечно, на всю, - сказал Гоша Шепель. - Я больше в зоне париться никогда не буду.

- Ага, - саркастически сказал прапор. - Слышали мы это, и не раз. А потом бачишь, через полгода снова предбанник топчет: бачь мэне, ридна и кращая администрация, вы мэни не помните, я у вас инше кроком на промзону ходил?

- Типун тебе на язык, - независимо, как и полагается свободному человеку, что только по случайности находится за колючей проволокой, сказал Шепель. - Это придурки пусть сидят, у нас и на воле делов хватает. Верно, Буркан?

- Пошли, - сказал прапор. - Деловой ты, я смотрю, да картавый. ПКТ по тебе плачет.

Они прошли на КПП, рядом с которым толпились вэ-вэшники, ДПНК долго и придирчиво изучал документы Шепеля, режимник шмонал нехитрый багаж освобождающегося зэка на предмет обнаружения запрещенных к выносу вещей и записок, но Шепелю это было все равно. В досмотровой он сбросил робу, впервые за последние десять лет облачаясь в цивильный костюм, приготовил носовой платок, но прапор был битым и, заметив платок, посоветовал его убрать. "Не ровен час с администрации заметят. Обратно, конечно, не посадят, а пряников можешь отхватить в количестве, достаточном на всю дорогу до дому". Подумав немного, Гоша Пеногон и сам отказался от ухода из зоны на понтах. В конце концов от зо-новской пыли коры свои и на вокзале в спокойной обстановке оттереть можно было.

В автобусе, кроме него, был еще какой-то чмырь из опущенных, кажется, из второго отряда. Конечно, обидно было немного, что освобождался Гоша с таким вот чмо, а не с кем-нибудь из достойных, но воле, блин, в рот не заглядывают, воля приходит как хочет. Главное, что с этого момента он на свободе.

Против ожидания на самый вокзал усатый прапорщик их не повез.

Высадил на остановке электрички "Заканальная", сказал пару дежурных слов о порядке и дисциплине, но Гоша сегодня таких слов наслушался и от козлов из СВП, и от режимников, и от воспитателей, поэтому слова прапорщика на него произвели обратное впечатление.

Опущенного прапор с ним не оставил. Наверное, на тот случай, чтобы Пеногон не отобрал у того гроши, выданные на дорогу. Куда прапорщик его повез, Гоша не особенно вдавался. Может быть, у этого прапорщика с чмошником любовь была, ему-то, Шепелю, какое до этого дело?

Он немного послонялся по остановке, чуточку поприставал к продавщице из киоска, но та была слишком серьезной и на флирт Шепеля не ответила. Смотрела, как на прокаженного, словно у Шепеля на лбу написано, что он только сегодня из зоны вышел. Впрочем, это было не столь уж и важно, как раз подошла электричка, и Шепель поехал в центр города на железнодорожный вокзал. Вагон электрички был обшарпанным и убогим, но и это не портило настроения. Каждая шпала, громыхнувшая под колесом этого обшарпанного вагона, приближала Георгия

Шепеля к дому.

Прошлое он вспоминать не хотел. Прошлое было как дурной сон и осталось где-то в темном жутком тупике, из которого он сейчас выбирался. Еще на малолетке он прошел курс лечения от наркотической зависимости и впоследствии к "ширеву" не тянулся, хотя, чего греха таить, при наличии денег в зоне можно было купить все. Но Шепеля к его жуткому прошлому не тянуло. Иногда ему снились сны, от которых тело покрывалось испариной и было страшно засыпать.

Тогда он позволял себе купить у медиков что-нибудь типа хорошего снотворного, позволяющего избавиться от страшных видений, протягивающих к нему свои цепкие лапы из ночной темноты. Шепель твердо решил, что эта отсидка станет для него первой и последней. В конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы разменивать ее на нахождение за колючей проволокой!

Он сел у выбитого окна, подставляя лицо еще теплому встречному воздуху, и подумал, что жизнь не так уж и плоха, а ему всего лишь двадцать шесть лет, не то что Буркану, которому на зоне исполнилось сорок два и предстояло сидеть еще шесть долгих, томительных - и оттого кажущихся бесконечными лет.