Сергей Синякин - Партактив в Иудее

Децим Руст, правда, сделал попытку возродить общее веселье своим рассказом о походе на бриттов, но его глупый гогот никто не поддержал. Нашлись среди легионеров и такие, что уже с надеждой смотрели в быстро светлеющее на востоке утреннее небо, где гасли созвездия, и прикидывали, как они поутру распорядятся Иудиными денежками. Одно было несомненным - потратить их можно было с большим толком к своему удовольствию и восторгу еврейских проституток с бритыми подмышками и промежностями.

А когда совсем рассвело, то легионеры увидели движущийся к городу Иерусалиму табор, во главе которого ехал худой рыжебородый мужчина верхом на осле.

- Ну и процессия! - задумчиво сказал Пантер, почесывая затылок.

- Может, нам сразу их разогнать? Ведь если их прокуратор увидит, чую я, несдобровать нам. Глянь, сколько их, ведь в городе сплошная неразбериха начнется.

- И не мечтай! - пресек шустрого и наглого грека Цезиний Метр. - Забыл, что шаббат у них празднуют? А принцепс сказал, что, мол, порядок порядком, а чужие обряды уважать нужно. Наш прокуратор только-только от неприятностей оправился. Помнишь, как эти ишаки против акведука протестовали? Такие сборища у стен дворца Ирода устраивали, до сих пор вспомнить страшно! Пусть едут. Как говорится, в заднице глупого ишака репей больших неприятностей не доставит. Понял, Пантер?

- Конечно, - нахально осклабился грек. - Насчет репьев ишаку всегда видней!

Цезиний Метр нацелился было урезонить забывшего субординацию грека, но в это время ишак заревел, заскрипели и стали открываться тяжелые ворота, и Цезиний погнал своих легионеров к остановившемуся табору - до смены еще далеко, а следить за порядком Юпитер не станет!

Глава седьмая,

в которой въезжает в город проповедник верхом на осле и грядут великие события

Проповедник въехал в Иерусалим верхом на осле через Навозные ворота. Следом за ним бежала толпа поклонников с пальмовыми ветвями о семи листьях. Иерусалимский плебс, услышав о приезде чудотворца, радостно ревел: осанна! признавая в невысоком рыжеволосом человеке своего вожака и учителя. Известное дело, плебс всегда ликует, встречая кого-то, - дай плебсу хлеба и зрелищ, и можно ни о чем не беспокоиться, но отбери, в свою очередь, у людей что-то одно, хотя бы зрелища, и ты увидишь, как вскипает волна бессмысленного и беспощадного бунта и как вопят оборванцы: "Хлеба и зрелищ! Долой!" При этом они даже не знают, кто должен уйти долой. Но так уж повелось, что, если недород или зрелищности не хватает, кто-то обязательно должен уйти. Правители с бунтовщиками обычно договаривались. Понятное дело, уж если нет хлеба, так пусть будут зрелища!

Иксус Крест сидел на осле с большим достоинством и милостиво принимал приветствия, благодаря плебс короткими кивками. Время от времени он поднимал руку, осеняя толпу знамением. Рядом с ослом бежали двенадцать дюжих мужчин в коротких туниках и внимательно поглядывали по сторонам. Не иначе как были они телохранителями, что блюли новоявленного мессию от приставаний бродяг из толпы и проявлений совсем уж неумеренного восторга. Был ведь года два назад случай, когда жаждущий чудес народ накинулся на проповедника и оставил его голым, разодрав на мелкие чудотворные части бурнус, виссон и даже набедренную повязку. Особенно доставалось от женщин. Те, если уж нельзя прямо в толпе завести от проповедника ребеночка, старались хоть пояс его получить или прядь волос отрезать. Что за примерами далеко ходить? В прошлом году приезжал один знаменитый прорицатель. Лысым ведь из города уехал! А дочка Ирода Саломея спала и видела, что папашка ей на шестнадцатилетие голову того мужика подарит, который желающих в Иордани купал. И дождалась ведь, зараза, сделал ей папа подарочек!

До празднования Пасхи оставалось еще восемь дней, и проповедник остановился на постоялом дворе "Приют караванщика". Остальные встали табором на базарной площади, поставив шатры и палатки. Запылали костры, жалобно заблеяли барашки, и вот уже над площадью поплыли манящие голодных бродяг запахи жареного мяса и свежевыпеченных хлебов. А ведь земледельцы плакались, хлеб в этом году не уродился, скотоводы на падеж жаловались. Но ведь есть чем народ порадовать?

Сам проповедник на площадь не пошел, отправился отдыхать в снятую комнату на постоялом дворе. Повсюду за проповедником следовал рослый молодой мужчина с жуликоватыми быстрыми глазами на свирепом лице. На боку у провожатого висел на ремне деревянный ящичек, в котором весело позвякивали монеты. Если бы дежурившие ночью легионеры не отсыпались в казармах да публичных домах, они бы сразу узнали в этом иудее ночного разбойника, у которого они отобрали деньги. Узнали бы и удивились, где он новые суммы взял взамен отобранных.

Комнату для проповедника уже убирали три женщины. Две из них были в годах и при теле, но третья была нежным цветком, который бы сделал честь и букету гарема владыки кочевников. Видно было, что проповедник красавице благоволит, а это благоволение, в свою очередь, вызывает недовольство провожатого проповедника. Только он напрасно рожу свою кривил. Спать Иксус Крест целомудренно лег один.

Отдохнув немного в комнате, Иксус вышел в зал и прошел на чистую половину харчевни. Кидаренок смотрел на него с некоторой настороженностью. Не раз были случаи, когда заезжие проповедники ели и пили что хотели, а вот когда доходило дело до расплаты, то денег у них не оказывалось, и проповедники принимались обещать Кидаренку, что в загробном мире он получит от Яхве втрое больше, нежели потратил. И выкинуть их было проблематично и даже опасно: во-первых, никто не знал, какие взаимоотношения у проповедников с Богом, во-вторых, плебс, как правило, был за них и потому мог сжечь постоялый двор за неучтивое отношение к Божьим слугам, а в-третьих, кто ее знает, может, и впрямь на том свете воздается втрое против затраченного.

Но этот платил.

И платил полновесно.

Попробовав монету на зуб, Кидаренок повеселел и приказал собрать на стол, а сам уже стал приглядываться к головным уборам гостей, но проповедник был битым - заметив взгляд Кидаренка, он сразу же пододвинул свой кидар поближе, а затем, к великому сожалению хозяина постоялого двора, и вовсе сел на него. Видно было, что отсутствием аппетита проповедник не страдает. За еду он взялся, едва только прочитал молитву кадиш о пришествии Царствия Божьего. Быстро он разделался с печеной бараниной, рыбой и лепешками, запил все большим кувшином вина и рассеянно взялся за печенье и сушеные фрукты.

И в это время в зал вошли выспавшиеся караванщики. Софоний сел за стол и зычно потребовал к столу хозяина харчевни. Проповедник поднял на голос взгляд, увидел караванщика, побледнел и едва не выронил очередное печенье. Видно было, что Иксус Софония знал хорошо, даже слишком хорошо.