Сергей Синякин - Время Апокалипсиса

- Кто ж кричал-то? - поинтересовался отец Николай, доставая из тумбочки колбасу и кефир,

? Рыба, конечно! - удивился Кононыкин. - Пацаны небось и слов таких не знают.

- А ты чего ж не пошел? - спросил отец Николай, нарезая колбасу кружочками.

- А чего я, говорящих рыб не видел? - Дима подсел к тумбочке соседа, голодным взглядом пожирая колбасу. - Да и зажарили ее уже наверняка. Ее же, говорят, еще вчера поймали.

- Рыба в садке долго не живет, - согласился Николай и милостиво придвинул Кононыкину бутерброд. Хоть он, паразит, долгов и не отдает, а все же всякая Божия тварь себе пропитания алчет.

- Я тут с учителем познакомился, - радостно сообщил Кононыкин с набитым ртом. - Хороший парень. Юра Лукин. Он в школе биологию преподает.

- Свидетель? - поинтересовался отец Николай. Кононыкин не понял.

- Не. Свидетели Иеговы сюда не добрались. Они больше по Царицыну души улавливают. А Юрок - никакой не свидетель, он баптист.

- Баптисты самый вредный народ, - внушительно сказал отец Николай. - Из-за них православная церковь едва не распалась.

- Лукин нормальный, - сказал Димка, протягивая немытую лапу за вторым бутербродом. - На гитаре отлично играет.

- Скажи еще, что он баб тискает, - хмуро сказал Николай.

- Не. - Довольный Кононыкин беспрепятственно завладел бутербродом. Говорят же тебе, баптист. А они женам верность хранят. В отличие от вас, православных попов.

- Положь бутерброд, - строго велел отец Николай. - Ишь ты, ранний какой, нашим же салом да нас по сусалам. Вот уж воистину: мед и елей на устах их, а в сердцах - гной.

- Ладно, - покладисто сказал Кононыкин, но бутерброда не положил. - Так я про Лукина не докончил. Заговорили мы с ним о покойниках, он мне роман один

пана Станислава Лема напомнил. Там покойники, что раком болели, от разных неучтенных факторов оживали. Ужастик, одним словом, но мысль по сути верная. Сейчас, в эпоху НТР, столько неучтенных факторов появилось, что в совокупности своей они могли привести к такому вот результату - мертвых из могил поднять.

- А почему эти самые факторы только немцев оживляют? - спросил отец Николай. - Заметь, кладбище здесь большое, а все на нем спокойно лежат: и православные, и мусульмане, и иудеи, правда, этих, слава Богу, немного. Атеисты, и те людей не тревожат.

- Вот-вот, - торопливо прожевывая очередной бутерброд, согласился Кононыкин. - Я его тоже об этом спросил. Так ведь факторы действительно не изучены! Во-первых, вера чужая, во-вторых, земля тоже чужая, в-третьих, все они насильственной смертью погибли. Язык опять же чужой... Ментальность, наконец! А тут, смотри, из-за Капь-яра радиоактивный фон вырос, раз, - Кононыкин положил недоеденный бутерброд и загнул палец, - ракетные испытания проводились? Проводились! Сколько ядов различных на землю было вылито! Это два! Озоновые дыры, к примеру... Да мало ли! Не, Коль, я тебе так скажу: здесь комплексные исследования проводить надо. На институтском оборудовании. Ученых серьезных пригласить.

- Журналистов тоже надо бы, - задумчиво сказал отец Николай, полоща стакан из-под кефира в мойке.

- Зачем? - Кононыкин присел на постель. - Журналистов не надо, Колек. У меня на все эти события полный, как говорится, эксклюзив.

За дверью загремели, в комнату вошел хмурый Воро-жейкин. Коротко поздоровавшись, он снял ботинки и принялся отмывать их прямо в раковине от желтой глины.

- Видел я рабов на конях, - проворчал отец Николай. - Не в хлеву ведь, чтоб пакостить вероломно!

- Илу полно, - ни к кому не обращаясь, сказал Ворожейкин.

- А рыбу? Рыбу говорящую вы видели? - нетерпеливо поинтересовался со своей постели Кононыкин.

- Сазан, - кивнул Ворожейкин и насухо вытер ботинки казенным ножным полотенцем. - Килограммов на семь. Полудохлый уже. Все - бля... бля... бля... Не поймешь, то ли в воду требует отпустить, то ли хлебушка просит.

Кононыкин встал, в одних носках прошел к телевизору и включил его. Некоторое время всматривался в мель-тешение черточек на экране, потом пощелкал переключателем и уныло сказал:

- Вот, блин. Телик навернулся.

Глава четвертая

Телевизор сломался не только в Доме колхозника. К вечеру, когда пришло время очередного мексиканского сериала, уже прочно вошедшего в быт россошчан, выяснилось, что телевизоры программ не принимают и только шипят вроде больных простуженных гадюк, демонстрируя на экранах полеты космических частиц.

Народ привычно взялся за радиоприемники в надежде получить информацию из эфира. В переворот, конечно, никто не верил - когда переворот, по телевизору "Лебединое озеро" показывают или кинофильм "Юность Максима". Но и радиоприемники сельчан разочаровали. В динамиках на всех каналах шуршала пустота, только на волне "Маяка" слышалось какое-то мычание - не то мулла молился Аллаху всемогущему, не то какая-то рок-группа исполняла свою бесконечную композицию.

Где-то через полчаса муллу наконец прервали и в эфир прорвался странный, лишенный интонаций и словно неживой голос. Такой голос мог принадлежать роботу из научно-фантастического кинофильма типа "Планета бурь".

- Братья и сестры! - совсем по-сталински обращался к радиослушателям неведомый диктор. - Пришло наконец время, когда каждый должен ответить перед Господом нашим за грехи свои и пороки свои. Пришло время Страшного Суда. Послезавтра в двенадцать часов дня по Гринвичу всем жителям Земли надлежит предстать пред Господом нашим и покаяться в содеянном. Время это дается вам для того, чтобы припомнили вы все грехи свои и не пытались таить их от Отца Небесного, ибо они ему хорошо известны и записаны на скрижалях Небесной Канцелярии. Перечень грехов своих необходимо подавать в письменном виде на стандартных листах бумаги, желательно отпечатанными через два интервала. Соседи, сомневающиеся в искренности грешника, всегда могут дополнить его перечень своим, который можно подавать и в рукописном виде, но исполненным не иначе как печатными буквами. Однако необходимо помнить, что клевета будет рассматриваться как тяжкий грех, а в отдельных случаях и приравниваться к предательству Иуды. Не выключайте свои радиоприемники и слушайте дальнейшие сообщения. А сейчас хор грешников исполнит для вас симфонию Шостаковича "Вечные страдания".

Эфир снова объемисто заполнило угрюмое невнятное мычание, которое после объяснений диктора казалось невыносимым.

Странное это обращение услышали и в Доме колхозника.

В гости к уфологам как раз зашел Аким Поликратов, местный борец за правду и демократические свободы. Борец был невысок, юрок, остронос и быстроглаз. Одет он был в коричневый костюмчик и такую же рубашку. Галстучек у него был подобран в тон рубашке. Поликратов вообще-то пришел в гости к Кононыкину и все допытывался у него, нельзя ли поместить хоть маленькую заметочку об ущемлении его прав местным участковым, который за последние два месяца три раза изымал у Поликратова изготовленный для личного употребления самогон.