Гарри Гаррисон - Чего стоят крылья

— К вашим услугам, почтенные. Я — первый экземпляр новой серии авто-динамо-аминокислотных машин.

Он на миг умолк, затем уголки его фонощели странно искривились, и он негромко добавил:

— Меня зовут Адам.

Больше всего его печалило отношение коллег. Они словно воздвигли перед ним стену. Стену, сложенную из уважения и одновременно антипатии. Добрый день, добрый вечер да еще несколько дежурных фраз, без которых невозможно работать в одной и той же канцелярии. А их взгляды недвусмысленно говорили: «Нам наплевать, что в прошлом ты занимал важные посты, здесь все равны».

Но ангел Епифаний ничего другого и не желал. А вот коллеги, угнетаемые комплексом неполноценности, упрямо относились к нему совсем иначе, чем друг к другу. Первое время Епифаний попытался завязать со всеми дружеские отношения, но вскоре убедился в тщете своих усилий. И за ним прочно утвердилась слава гордеца. Он делал вид, будто это его не трогает, но втайне очень переживал. Дабы не ухудшить окончательно своего положения и желая убедить коллег, что он вовсе не карьерист и не собирается кого-либо обскакать, Епифаний преднамеренно не проявлял служебного рвения. Впрочем, если тебя в наказание перевели из ангела-хранителя [47] Согласно иудаистскому апокрифу «Книга Еноха» (II в. до н. э.) и сочинению Тертуллиана «О душе», к каждому человеку приставлен ангел-хранитель, сопровождающий его по жизни. в ангела-кладовщика, о карьере даже думать смешно. В результате коллеги пришли к выводу, что ангел Епифаний увиливает от работы. Но он предпочитал слыть бездельником, чем гнусным карьеристом. Поэтому был неприятно удивлен, когда вице-архангел, ревизор складов, подошел к нему и громко сказал:

— У меня есть для тебя одно деликатное поручение.

Вице-архангел обратился именно к нему, Епифанию, по той простой причине, что ему нравилось приказывать тому, кто совсем недавно был одним из самых уважаемых ангелов-хранителей. Однако коллеги наверняка решат, что он ловко плел интриги в надежде раньше срока добиться повышения по службе. О господи, как нелегко жить в раю!

— Епифаний, тебе надо проверить все книги, имеющиеся на складах, и отобрать произведения писателей-юмористов, — объявил вице-архангел.

— Юмористов? Но я не думаю, что…

— Коль скоро на складах их не окажется, тебе придется поискать в других местах, если понадобится, даже на Земле.

На Земле. Его коллеги хранили абсолютное молчание, но при слове «Земля» они вскинули глаза и обменялись многозначительными взглядами.

Епифаний легко угадал их мысли. Они, бедняги, работали на складах с самого начала вечности, и путешествие на какую-нибудь планету было их тайной мечтой. Было бы просто чудом, если бы одному из них выпала столь великая удача! И вот, когда вдруг представилась такая возможность, на Землю посылают именно его, ангела Епифания. А ведь он и так провел на ней тысячи лет и, конечно, не жаждал вернуться туда в роли старьевщика.

Но, увы, выбора не было. Епифаний не питал на этот счет никаких иллюзий — он прекрасно знал, что на райском складе юмористических книг быть не могло. Смеху, порождаемому столкновением двух противостоящих реальностей, вход в рай был закрыт. Смех — явление, присущее только человечеству, и он является типичным доказательством несовершенства человеческой натуры. В раю, этом царстве абсолюта, не может произойти столкновения двух противостоящих реальностей, ибо в нем господствует единственная и безраздельная истина. Это так же просто и неопровержимо, как дважды два — четыре. Поэтому в раю днем с огнем не сыскать книги писателя-юмориста. Но приказы свыше не обсуждаются, сколь бы нелепыми они ни были.

Епифаний спустился на нижнее облако и стал рыться в пыльных шкафах, пребывая в отвратительном настроении. Ведь этим вечером ему не удастся предстать Хосефе во сне. А эти вечерние «свидания» стали для него единственной усладой.

Листая каталог на букву А, он вспомнил каштановые волосы и черные глаза Хосефы. Эта тоненькая девушка из Барселоны была последним живым существом, порученным его заботам, когда он еще служил ангелом-хранителем. Как и тысячи других мужчин и женщин, она пользовалась его покровительством с самого дня рождения. Девочкой она, помнится, не блистала красотой — все ее лицо было усыпано веснушками. Но лет в шестнадцать Хосефа внезапно расцвела. Епифаний до сих пор не забыл, какой страх и растерянность охватили его в тот день, когда он понял, что влюбился в девушку. Влюбился до безумия. Такого не случалось с незапамятных времен. Ни один ангел-хранитель не влюблялся в девушку. Любовь для ангелов — страшное зло, отступление от незыблемых канонов [48] Это не совсем так. См.: Бытие 6:2–4. , ведь они бесполы и неподвластны чувству любви. Между тем — одному богу известно, как это могло произойти, — Епифаний, уважаемый ангел-хранитель, влюбился в Хосефу. Но влюбленный ангел-хранитель — это бессмыслица, неопровержимое доказательство явного нарушения установлений. Епифаний понимал это. И он понял также, что его долг — попросить себе замену.

Однако правила крайне суровы, они не позволяют заменять ангела-хранителя. Епифанию пришлось повторить свою просьбу. Его поведение было истолковано как непослушание, тем более что он не сумел объяснить причины своего необычного прошения. Да, но что, собственно, он мог объяснить? Что спустя тысячелетия он внезапно испытал чувство любви, почувствовал себя отнюдь не бесполым существом? В подобных вещах нелегко признаться даже самому себе.

Епифаний поставил на место том каталога на букву А и снял с полки другой — на букву Б, подняв целое облако пыли. Бессмысленная работа была ему не по душе. Она не требовала сосредоточенности, и Епифаний беспрестанно отвлекался.

Ему припомнился неприятный эпизод, когда его дело разбирал третейский суд архангелов. Ему было сообщено, что, если он не разъяснит причин, побудивших его отказаться от миссии ангела-хранителя сеньориты Хосефы Альварец, его ждет изгнание из рая. Однако он упрямо стоял на своем. Он готов был на любые муки, лишь бы не оказаться в неестественном и двусмысленном положении. Учитывая прежние заслуги Епифания, его оставили в раю, но перевели на самую низкую ангельскую должность.

Епифаний отложил и второй том каталога; разумеется, он не нашел ни одного названия юмористического произведения. Он невольно задал себе вопрос, зачем начальству понадобились такого рода книги, но тут же усилием воли подавил любопытство. Отныне он всего лишь жалкая пешка и должен вести себя соответственно. Он стал поспешно перелистывать следующие тома.