Дмитрий Скирюк - Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

Никому.

Но и оставлять в покое их никто не собирался: ведь даже камушек, бывает, что ломает жернова.

Так было.

* * *

В тёплую безветренную ночь начала января, когда луна худела, а снежинки стали хлопьями, большими и пушистыми, как маленькие овцы, Лис пришёл на старую поляну танцев, смёл высокую шапку снега с пня с торчащим, как спинка сиденья, затёсом, запахнулся в плащ, уселся поудобней и стал ждать. Он был один, а при себе имел лишь кожаный мешочек с рунами, чёрную флейту и большое сморщенное яблоко. Яблоко он вскоре съел, оставив только семечки и черенок, и некоторое время молча и сосредоточенно перебирал гадательные руны, вытягивая из мешочка то одну костяшку, то другую, глядел, что выпало, потом бросал обратно, не запоминая и не истолковывая. Будь в эту ночь хоть малый ветерок, Жуга промёрз бы до костей, но ветра не было, и его рыжий поношенный плащ, отороченный мехом, довольно сносно защищал от холода. Жуга сидел, полузакрыв глаза и подобрав под себя ноги в лёгких горских башмаках с высокими завязками, каковые башмаки он до сих пор предпочитал всем прочим видам обуви, и вслушивался в сухое щёлканье костяшек. Момента появления единорога травник не заметил и не почувствовал, и лишь когда глубоко в голове вдруг родился знакомый неслышимый голос высокого, Жуга прервал своё занятие и поднял взгляд.

Свирель осталась неприкосновенной. Не понадобилась.

"Здравствуй, Лис".

- Здравствуй, высокий, - травник предпочёл ответить вслух.

"Звал меня?"

- Можно сказать и так. Мне нужен твой совет.

"Совет? Я слишком стар, чтобы давать советы. Что ты хочешв от меня?"

Травник долго молчал. Неслышно падали снежинки.

- Что мне делать? - наконец спросил он. Единорог поднял голову. Блеснул глазами. "Поясни", - потребовал он.

- Это ответ?

"Это просьба".

Жуга заёрзал на своём шершавом пне.

- Эта девочка... - неуверенно начал он. - С тех пор, как я её нашёл, я не вижу больше будущего. Руны говорят, но я теперь их тоже плохо понимаю. Я не могу во всём этом разобраться. Что происходит, высокий!

Единорог помедлил. Подошёл поближе. Грустно

посмотрел на травника.

"Ты перестал быть цельным. Стал пустым. Я ведь тебя предупреждал, но ты меня не слушал..."

- Нет... - еле слышно прошептал Жуга. - Неправда.

Ответа не последовало. Единорог терпеливо ждал, и тогда травник спросил:

- Почему?

"Внутри любой души таится пустота. И если дать ей волю, она разрастается и поглощает всё. Задумайся: любому человеку нужен рядом кто-нибудь еще, чтобы заполнить эту пустоту. А для тебя ожог души стал страшнее пустоты, предательство любимых и друзей убило в тебе смелость. Ты испугался. Отступил. Остался в одиночестве. Закрыл своё сердце на замок, оделся в камень и броню, избрал аскезу и решил, что справишься сам. И брал силы у самого себя, как воду из колодца, чтоб заполнить эту пустоту. Но твой колодец пересох, вода иссякла. Наверное, ты сам заметил, что в последнее время тебе стало трудно колдовать?"

Жуга кивнул, чуть неуверенно, но утвердительно.

"Ты не отшельник, чтобы черпать силы в вере, не глупец, чтобы надеяться на чудо, и не наивный юноша, чтобы искать спасения в любви. И выходит, что ты заполнял пустоту в себе другой, такой же пустотой".

- Нет. Нет... Я двигался, я не стоял на месте. Я же учился. Я хотел стать лучше, узнать больше. Я помогал людям. Так было нужно, я слишком много раньше убивал, ты же сам знаешь...

Искристый рог качнулся вправо, влево, снова вправо. Травник умолк.

"Увы, но к сожаленью это кончилось. Почему ночь стала временем, когда твои мысли сходятся вокруг колодца собственной никчёмности? Вода в нём черна и холодна, а была прозрачной; под ней, на дне - дыханье смерти, донный лёд застылых лет, над ней - скрипучий ворот одиночества. Днём он не выглядит страшным, но когда ты ночью остаёшвся один, то бездна тянет и пророчит пустоту. Днём можно видеть, что в колодце есть вода, но ночью только чернота. Ты уходишь, пятишеся, нащупываешь пятками слепые тропы детства и боишься оглянуться, а потом -уносишься бегом в бескрайнюю холодную равнину, хотя прекрасно знаешь, что в ней нет ни края, ни конца, а только те пределы сил, которые тебе отмерены, а остановка означает смерть, не-бытие. Напряжение не находит выхода, а у тебя нет сил, чтоб что-то делать. А бездействие хуже зубной боли. Грань сна и бодрствования остра, как нож, с которого нельзя сойти ни в одну сторону, ни в другую. Ты почти не спишь, твоя душа истекает кровью. Ты сильный. Очень сильный. И упорный. Но даже самое крепкое одинокое дерево рано или поздно даёт трещину. Ты много лет боролся с этим, изводил чужую боль, чтоб заглушить свою, искал больных и исцелял. И каждый выздоровевший был ещё одним камешком, который ты бросал в свой колодец, чтоб услышать плеск воды, почувствовать, что ты ещё существуешь и кому-то нужен. Но воды в твоём колодце больше нет. Не слышно плеска. Там пустота, ведь так, Лисёнок? Только пустота".

Травник молчал, закрыв лицо ладонями.

"Твоя жизнь потеряла цель, - продолжил говорить высокий. - И вчерашний день стал неотличим от дня сегодняшнего, а сегодняшний - от завтрашнего. Чему же тут удивляться, если ты больше не видишь будущего? Ты сам себя загнал в эту ловушку, а свой единственный шанс из неё вырваться обидел и прогнал прочь. Эта девочка могла бы стать твоим будущим, если бы не ты..."

- Замолчи! - Жуга вскочил и по колено провалился в рыхлый снег. Чуть не упал. - Замолчи, замолчи, сумасшедший обманщик! Что ты понимаешь? Я же знаю, я же вижу, чем всё это кончится, если я буду с ней! - он провёл ладонью по лицу и продолжил, уже спокойнее: - Да, наверное, я и вправду слишком одинок и вычерпал себя до дна. Да, я врачевал людей, чтоб бездна не звала меня их криками в бредовых снах, и буду врачевать и дальше... Да, ты прав, тысячу раз прав! Но пойми: здесь совсем другое. Я чувствую, что настоящее, что - нет. Я могу угадать имя. Но как, как мне быть вместе с женщиной, которая умеет давать имена?

Единорог от неожиданности сдал назад и вскинул голову. Подвигал челюстью, тряся козлиной бородой, и с новым выражением в глазах уставился на травника.

"Давать имена? - неуверенно повторил он. - Ты хочешь сказать..."

И умолк.

На маленькой поляне воцарилась тишина. Мерцали звёзды. Половинка луны испуганно выглядывала из ветвей, - должно быть, сырная горбушка так глядит на мышь. Хлопья снега расшивали рыжий плащ Жуги сверкающими блёстками, делая его похожим на балаганного волшебника; не хватало только остроконечного колпака, обклеенного звёздами из золотой бумаги.

"Когда ты догадался?"

- Сразу. Это где-то здесь, - травник стукнул себя в грудь и закашлялся. - Я начал понимать, что вопреки себе уже хочу быть с ней. Потом, когда я оттолкнул её... Ну, в общем, сразу всё прошло. Мне это показалось подозрительным. Так уже было... однажды. Я опять едва не пошёл на поводу чужих желаний. А потом, - три дня назад - она мне помогла вернуть мальчишку. Просто - захотела и вернула. Я только тогда понял, что произошло меж ней и этим... в том сарае. Жаль, я не сразу её узнал.