Бернард Вербер - Микролюди

– Несмотря на возраст и лысину, у него есть определенный шарм, но его, конечно, нельзя сравнить с шаманом.

– Ну и что, как он отреагировал, этот «старый лысый биолог»?

– Он поражен. Я объясняю, что тоже изучаю биологию. Говорю, что, если бы он позволил мне работать с ним, я бы выиграла время. Для меня это была бы большая честь. Похоже, что он смущен. В ответ он расспрашивает меня о танцах. Я говорю, что танцую для собственного удовольствия после занятий. Он действительно смущен. Я понимаю почему. Я нравлюсь ему, но он считает себя слишком старым. Он очень неловок. Спрашивает, сколько мне лет, я отвечаю…

– «27»?

– Да, 27. В свою очередь спрашиваю о его возрасте, и он мне отвечает…

– «821 год»?

– Точно. В то время люди могли жить в десять раз дольше, потому что…

– …их организмы были в десять раз больше. Он тебе нравится?

– Так себе. Я не люблю лысых. И потом, 794 года разницы – это слишком для пары… но мне хотелось поскорей пуститься в другое приключение, чтобы забыть мою большую любовь с шаманом.

– Только для этого?

– Для меня важно не думать каждый вечер о шамане. И я так страдаю от этого разрыва. Тогда я пытаюсь заинтересоваться этим ученым. Это выбор разума на смену выбору страсти.

– Ну и что? О чем вы говорите?

– Мы говорим о его последних биологических исследованиях. Он рассказывает, что работает над одним оригинальном проектом, направленным на то, чтобы вывести «нового человека в миниатюре», который мог бы выполнять задачи большой точности в тех местах, в которых нормальные люди не могут действовать, в частности в области астронавтики.

Она замолкает и, кажется, прислушивается к чему-то, что происходит в ее голове.

– Сначала это меня мало интересует, но это так важно для него, что я тоже притворяюсь заинтересованной. Он очень увлечен своими исследованиями и… моей грудью. Его взгляд к ней прикован. Я думаю, что он испытывает фрустрацию.

– Да? И что он говорит о своих исследованиях?

– Он обрушивает на меня рассказы о своих опытах. Просто из вежливости спрашиваю, как он получает миниатюрные растения и миниатюрных животных. Он отвечает, что надо набить руку, что это как готовить разные блюда. Это меня смешит, ведь я очень люблю готовить. Я делаю мясное рагу с овощами и разными ингредиентами, это блюдо немного тяжеловато, но это мое фирменное.

Давид предпочитает сменить тему разговора:

– А как это было… с ним?

– Так как он кажется робким, а мой кухонный рецепт его не заинтересовал, я беру на себя инициативу и хочу его поцеловать.

– Даже так!

– Он удивлен, даже хочет сначала оттолкнуть меня, но сдерживается и в конце концов принимает мой поцелуй.

Она останавливается, ее зрачки продолжают быстро двигаться под веками, но губы остаются неподвижными.

– Что потом?

Она довольно долго молчит.

– Он плохо целуется. Я, конечно, вспоминаю о шамане, таком пылком, стильном, с таким пленительным запахом пота… ну что же… Потом мы занимаемся любовью, но я чувствую, что он скован. Такое впечатление, что он робеет передо мной.

Снова молчание.

– Ну и как?

– Хм… в 821 год он менее опытен в искусстве любви, чем я. Он как подросток, я беру на себя инициативу, удивляю его, пускаю в ход все свои танцевальные штучки, извиваюсь на его теле. Ему это очень нравится. Для меня это так себе, но он кажется таким счастливым. Я готова поверить, что он занимается любовью в первый раз.

И опять она замолкает, а он проявляет нетерпение:

– Что дальше?

– А дальше он ведет меня в свою лабораторию. Там у него животные и растения бонсай, это очень симпатично. Я никогда не видела лошадей высотой в полтора метра и собак в 50 сантиметров.

Аврора настолько погружена в свой внутренний мир, что, кажется, забыла, что это и есть нормальный рост животных вокруг нее.

Давид не обращает на это внимание и продолжает:

– Что там еще?

– На длинных стеллажах в ряд стоят яйца всех размеров. Он говорит мне о своих опытах с уменьшением размера зародышей. Он надеется вывести людей в десять раз меньше ростом, чем мы. Он говорит, что человечество может существовать в двух размерах, а когда-нибудь даже в трех или четырех. Он показывает мне картинку, на которой видна маленькая рука внутри средней руки, а та внутри большой руки. Тогда я его спрашиваю, как человечество может существовать в других формах, тем более в двух или трех размерах. Он мне говорит, что…

Но Давид ее прерывает:

– Хорошо, Аврора, теперь мы достаточно знаем, ты сейчас сможешь отключиться от этой своей прошлой жизни. Иди на мост в тумане.

– Нет, подожди, я хочу еще остаться здесь. Я должна понять…

– Достаточно. Я знаю продолжение и смогу тебе рассказать, если захочешь.

Аврора с сожалением соглашается покинуть такое экзотичное пространство-время. Она поднимается на мост, находит дверь, затем коридор и, когда слышит обратный отсчет, готовится вернуться в настоящее в тот момент, когда он произносит:

– …7…8 …9 …10! Открывай глаза!

Она медленно поднимает веки.

Смотрит на него, потом внезапно обхватывает руками его затылок, притягивает к себе, и их губы сливаются в долгом поцелуе.

– Займемся любовью, Давид, как мы это делали восемь тысяч лет назад, когда тебе был 821 год, а мне 27. Прямо с того места, где мы остановились.

Он цепенеет.

– Что с тобой? Не говори, что ты передо мной робеешь.

– Ну…

– Ты такой симпатичный. И так же смущаешься, как в моем видении.

По ее телу пробегает дрожь.

– Это так возбуждает.

– Ты не думаешь, что…

– Нет, – говорит она. – Я думаю, что наши души хотят встретиться. Как говорят евреи, ты «моя вторая половинка апельсина»…

Она срывает с него одежду и толкает на постель.

– Теперь ты молчи, я буду действовать, а ты доверься мне, как восемь тысяч лет назад. К черту пассивных женщин, которые только уступают натиску мужчин, согласись с тем, что я беру на себя инициативу, увидишь, тебе понравится.

Она покрывает его всего поцелуями, потом раздевается сама. И он ощущает, как его кожа сливается с ее кожей, и они становятся единым осьминогом с восемью конечностями.

Она ведет себя резко, и, если бы он не был мужчиной, у него сложилось бы впечатление, что она заставляет его заняться любовью.

Так и есть, феминизм к этому и привел: роли переменились.

Она кладет его руки себе под колени и жадно целует его в губы. А потом рассыпает сотни поцелуев по всему его телу.

Он закрывает глаза и после небольшого сопротивления отдается ее власти и улыбается все шире и шире.

Я помню.

В моих недрах, на глубине 3000 метров, на Южном полюсе трое моих последних первых людей – Аш-Коль-Лейн, Инь-Ми-Янь, Кетц-Аль-Коатль – молча работали.