Дэйв Эггерс - Сфера

Бейли чаще других Волхвов появлялся в кампусе, играл диксиленд на тромбоне в самодеятельности, от лица «Сферы» выступал на ток-шоу, с усмешкой описывал – отметал взмахом руки – то или иное расследование Федеральной комиссии по коммуникациям, представлял новую полезную фичу или технологию, которая перевернет мир. Просил называть себя дядей Эймоном и по кампусу разгуливал в манере всеми любимого дядюшки, Тедди Рузвельта на первом сроке президентства, свойского, искреннего и громогласного. Эти трое в жизни и на портрете составляли странный букет несхожих цветочков, но их альянс несомненно удался. Все знали, что она удачна, эта трехглавая модель управления, и подобную внутрикорпоративную динамику с переменным успехом внедряли и другие компании «Форчун-500».

– А почему тогда, – спросила Мэй, – они не заказали настоящий портрет? Художнику, который что-то понимает?

Чем дольше смотришь, тем страннее картина. Художник скомпоновал ее так, что все Волхвы положили друг другу руки на плечи. Смысла ноль, а человеческие руки так не гнутся и не тянутся.

– Бейли считает, это истерически смешно, – ответила Энни. – Хотел повесить в центральном вестибюле, но Стентон запретил. Бейли же у нас коллекционер – ты в курсе, да? Изумительный вкус. На вид весельчак, обыватель из Омахи, но он тонкий ценитель и прямо помешался на сбережении прошлого – даже плохого искусства. Это ты еще библиотеку его не видела.

Они прибыли к громадным дверям, на вид (похоже, и взаправду) средневековым – варваров останавливать. На уровне груди торчали два огромных молотка-горгульи, и Мэй расхоже пошутила:

– Молоток, ценю и хвалю.

Энни фыркнула, махнула ладонью над синей бесконтактной панелью на стене, и дверь открылась. Энни обернулась к Мэй:

– *********, [11]а?

Библиотека была трехэтажная – три этажа вокруг атриума, все отделано деревом, латунью и серебром, симфония приглушенных оттенков. Тысяч десять томов минимум, большинство переплетены в кожу, аккуратно стоят по блестящим лакированным полкам. Между книгами – суровые бюсты замечательных людей, греки и римляне, Джефферсон, Жанна д'Арк и Мартин Лютер Кинг. Под потолком висит модель «Пижона» – или, может, «Энолы Гей». [12]С десяток антикварных глобусов подсвечены изнутри – масляный свет согревает потерянные цивилизации.

– Он кучу всего скупал, когда дело уже шло к аукционам или свалкам. Дело жизни у него такое. Ездит по разорившимся домам, где люди готовы продать свои сокровища за гроши, платит по рыночным расценкам, бывшим владельцам предоставляет неограниченный доступ ко всему. Вот они тут вечно и толкутся – седые старцы, приходят почитать или потрогать свои вещи. А, вот что надо посмотреть. Тебе крышу снесет…

Энни первой зашагала наверх – три лестничных марша, все отделаны прихотливыми мозаиками – репродукциями мозаик византийской эпохи, решила Мэй. Рука скользила по латунным перилам – без единого отпечатка пальца, без малейшего пятнышка. Вокруг бухгалтерские зеленые лампы для чтения и блестящие медью и золотом скрещения телескопов, уставленных в фацетированные окна.

– Ты наверх глянь, – велела Энни, и Мэй послушалась, а потолок оказался витражом, горячечной панорамой с хороводами бесконечных ангелов. – Это из какой-то римской церкви.

На верхнем этаже Энни повела ее узкими коридорами меж округлых книжных корешков, временами ростом с Мэй – Библии, атласы, иллюстрированные истории войн и восстаний, давно исчезнувшие страны и народы.

– Так, ладно. Смотри, – сказала Энни. – Не, погоди. Сначала дай мне устное согласие о неразглашении.

– Ладно.

– Серьезно.

– Я серьезно. Я к этому серьезно.

– Хорошо. А теперь я вынимаю эту книгу… – Энни вынула большой том под названием «Лучшие годы нашей жизни». – Гляди, – сказала она и попятилась. Стена с сотней книг медленно отползла, и открылась тайная комната. – Нерды на марше, скажи? – И они шагнули внутрь. Сферическая комната, по стенам сплошь книги, а в центре композиции – дыра в полу, обнесенная латунными перилами; вниз, сквозь пол и в неведомые недра уходил шест.

– Он что, пожары тушит? – спросила Мэй.

– Да хрен его знает, – сказала Энни.

– А шест куда ведет?

– Видимо, на парковку.

Уместных эпитетов Мэй не подобрала.

– Сама-то спускалась?

– Не-а. Даже показывать это мне – уже был риск. Это он зря. Сам сказал. А теперь я показала тебе, что тоже глупо. Но сразу ясно, что у этого человека в голове. Может заполучить все на свете, а хочет пожарный шест с седьмого этажа в гараж.

Наушник Энни капнул звуком, и тому, кто звонил, она ответила «ладно». Пора было уходить.

– Короче, – сказала Энни в лифте по дороге вниз. – Мне надо поработать. Планктон просеять.

– Что сделать?

– Ну, знаешь, мелкие стартапы. Надеются, что здоровый кит – это мы – на них облизнется и сожрет. Раз в неделю у нас смотр этих недоделанных Тау, и они нас уговаривают их купить. Довольно грустно, они теперь даже не прикидываются, будто у них есть доход или хоть потенциал. Но ты это, слышишь? Я тебя передаю двум корпоративным послам. Оба к работе подходят очень серьезно. Я бы даже советовала поостеречься – вот до чего маньяки. Они покажут остаток кампуса, а потом я тебя отведу на праздник солнцестояния, ага? В семь.

Двери раздвинулись на втором этаже, у «Стеклянной кормушки», и Энни познакомила Мэй с Джосией и Дениз – обоим ближе к тридцати, оба взирают невозмутимо и искренне, оба в простеньких рубашках приятных расцветок. Тот и другая обеими руками сжали ладони Мэй и едва не поклонились.

– Проследите, чтоб она сегодня не работала, – таковы были последние слова Энни, а затем ее поглотил лифт.

Джосия, тощий и ужасно веснушчатый, вперил в Мэй голубые немигающие глаза:

– Мы так рады с тобой познакомиться.

Дениз, высокая и худая азиатка, улыбнулась Мэй и прикрыла глаза, словно смаковала этот миг.

– Энни нам рассказала, как давно вы дружите. Энни – душа и сердце компании, нам очень повезло, что ты теперь с нами.

– Энни все любят, – прибавил Джосия.

Их почтение конфузило Мэй. Они же старше ее, а ведут себя так, будто она заезжая звезда.

– Я понимаю, что это, может, отчасти излишне, – сказал Джосия, – но если ты не против, мы бы провели тебе полную экскурсию для новичков. Ничего? Обещаем, что тоскливо не будет.

Мэй рассмеялась, поддакнула, зашагала следом.

Остаток дня пронесся чередой стеклянных офисов и кратких, невероятно пылких знакомств. Все, с кем Мэй повстречалась, были заняты, едва ли не перегружены, и однако ужасно ей радовались, были так счастливы, что она здесь, друзья Энни – их друзья… Мэй показали медицинский центр и познакомили с доктором Хэмптоном, главврачом с дредами. Показали травмпункт и шотландскую медсестру в регистратуре. Экскурсия по органическим садам, сотня квадратных ярдов, где два фермера на ставке читали лекцию толпе сфероидов, пока те дегустировали морковку, помидоры и капусту. Экскурсия на поле для мини-гольфа, в кинотеатр, в боулинг, в универсам. Наконец, в дальнем, судя по всему, углу кампуса – Мэй разглядела ограду и крыши гостиниц Сан-Винченцо, где останавливались гости «Сферы», – они осмотрели общежитие. Мэй о нем слыхала, Энни говорила, что иногда падает спать прямо на территории и теперь предпочитает общагу собственному дому. Шагая по коридорам, осматривая эти опрятные комнаты – в каждой блистающая кухонька, рабочий стол, мягкий диван и кровать, – Мэй не могла не согласиться, что их обаяние интуитивно ясно любому.