Андрэ Нортон - Лунная магия. Книга первая: Луна трех колец. Изгнанники звезд

— Значит, мы всё равно, что ягоды тэка? — теперь уж засмеялась я. — Ах, Достопочтенный, может, вы и правы. Но если съесть ягоду за один день до того, как она созреет, или лишь часом после её созревания, желудку будет очень скверно и неуютно. Да, конечно, мы — малый и отсталый мир, и я только удивляюсь, ради каких сокровищ великие и далёкие миры так заботятся о нас.

Я не надеялась легко поймать его и не поймала. Но зато и он, я думаю, ничего не узнал о нас, по крайней мере, ничего существенного, такого, что показал он сам, когда наносил свой удар, чтобы принудить нас ответить на его вопросы.

— Благодарим за предупреждение, — мысли Малика шли параллельно моим. — Нам есть что ответить суду. А теперь…

— А теперь у вас есть дела, которыми лучше заниматься без меня, — весело согласился инопланетник. — Я ухожу сам, на этот раз вам не придётся опрокидывать кубок, Госпожа.

Когда он ушёл, я взглянула на Малика.

— Тебе не кажется, родич, что он ушёл, весьма довольный собой?

— Да. Он говорил о… — но даже дома, где его мог подслушать только наш маленький народ, неспособный проболтаться или предать нас, Малик не захотел выражать свою мысль словами.

— Старейшие…

— Да, — кивнул он. — Сегодня полнолуние.

Жезл заскользил в моих пальцах, не холодный на ощупь, и не горячий — его меняла лишь жизнь моих мыслей.

Итак, в самом центре этой могущественной, теперь враждебной территории таилась опасность. Однако Малик был прав: необходимость сильнее риска. Он прочитал в моих мыслях согласие, и мы занялись рутинной работой по подготовке шоу.

В течение дня я дважды подходила к барску, каждый раз с мысленным зондом. Его тело поправилось, но ещё не настолько, чтобы его можно было вывести из сна и попытаться коснуться его мозга. Да и не время теперь для подобных экспериментов, когда на нас давило другое.

К нам, как всегда, пришло много зрителей, и наш маленький народ был счастлив и доволен своей работой, а мы постарались закрыть свой разум, чтобы наша озабоченность не встревожила животных. Я огляделась, нет ли в зале Торговцев — если не тех двоих, что были у нас, то других. Ведь если Борланд доложил о том, что случилось в палатке Отхельма, кто-нибудь из них мог прийти к нам по поводу этого дела. Но никого не было.

В полдень Малик послал Уджана посмотреть, кто занимается покупателями в палатке «Лидиса». Мальчик доложил, что ни Борланда, ни Шервина там не увидел. Может быть, они быстро закончили работу и ушли.

— Разумно с их стороны, — заметил Малик. — Чем меньше мы их будем видеть, тем лучше. Почему эти инопланетники ссорятся между собой и почему это на руку Озокану, нас не касается. Возможно, нам тоже придётся Укладываться и уходить на днях.

Но вот этого-то мы и не могли сделать. В воздухе пахло слежкой. К вечеру беспокойство достигло маленького народа, несмотря на все мои усилия поставить мозговой заслон для их спокойствия. Я дважды воспользовалась жезлом, чтобы изгнать страх из их мозга, и выключила лампы, чтобы в палатку пришла ночь. Пока всё было спокойно. Страж ярмарки не потребовал меня к ответу на жалобу Отхельма. Я уже не раз подумала, что было бы разумней первой подать на него жалобу.

Мы разместили маленький народ по клеткам, и я зажгла по четырём углам нашего дома лунные лампы средней мощности. Затем мы с Маликом осмотрели барска и пошли за нашим посланником.

Длиннокрылый осторожно завозился, когда Малик поставил его на стол в комнате, слегка развернул сильные крылья и заморгал, как будто только что проснулся.

Я зажгла порошок, чтобы крылатый напился дыма. Он полураскрыл клюв, и его тонкий язычок задвигался туда и обратно с невероятной быстротой. Затем Малик взял в ладонь его голову, чтобы я смогла зафиксировать своим взглядом красные глаза птицы. Я запела, но не так громко, как обычно принято, а полушёпотом, чтобы никто чужой не услышал.

Я вложила чересчур много усилий, сжимая жезл в ладонях, пока он не загорелся жарким огнём, и тогда замерла, чтобы его энергия смогла перелиться через меня в посланца. Когда я кончила петь, моя голова откинулась назад, и у меня едва хватило сил сесть на стул, чтобы не упасть. Теперь Малик смотрел в глаза посланца и говорил быстрым резким шёпотом, вкладывая в его мозг слова, которые посланец должен был передать в том далёком месте, куда он полетит.

Закончив, Малик надел плащ, закрыл им птицу, которая прижалась к его груди, и вышел в темноту. Он отправился на луг, где паслись наши животные, в сторону от палаток и ларьков.

У меня не осталось сил даже, чтобы встать, и я продолжала сидеть, чувствуя тяжесть во всём теле. Собственно, я и не сидела, а почти лежала на столе, обхватив его руками, близкая к обмороку. Но я не спала. Мои мысли бесконтрольно носились туда и сюда, а память пробивалась сквозь них, требуя здравого и осторожного размышления.

Я ещё раз увидела медленно проплывающее изображение: лицо Торговца в темноте над тем лицом, которое я знала гораздо лучше. И оба стёрлись, превратившись в рычащую маску проснувшегося животного. Мне показалось, что это очень важно, но я не могла понять, почему именно. Затем у меня возникло желание послать читающую мысль, хотя я и знала, что нужная для этого концентрация пока вне пределов моих возможностей. Но я твёрдо решила, что сделаю это.

Узнаем ли мы по этому лучу будущее или только одну из его вероятных линий? Послав читающий луч, не повернём ли мы бессознательно на тот путь, который нам откроется? Я много раз слышала споры учёных по этому поводу и почти поверила, что это оказывает влияние на выбор личного будущего, к чему многие относятся с отвращением. За пользование этим лучом Старейшие могут призвать нас к ответу. Но я должна это сделать, когда моя сила вернётся ко мне. Приняв решение, я уснула. Тело моё было скрючено и напряжено, но зато мысли ушли и оставили меня в покое.

Закон причины и следствия не из тех, что наша или любая другая раса может отменить. Можно надеяться на лучшее, но лучше быть готовым к худшему. Мне пришлось безвылазно сидеть на корабле, и я, рассуждая здраво, не мог спорить с этим. По-моему, мне ещё повезло, что капитан Фосс не добавил к этому минимальному наказанию чёрную отметку в моих документах. Другие командиры так бы и сделали. У меня имелась личная плёнка, которую мы все носим в поясе, она дала правильный отчёт о скандале в палатке торговца животными и подтвердила, что мои враждебные действия были вызваны необходимостью защиты уроженки Йиктора, а не просто собственной шкуры. К тому же Фосс знал о Тэсса и их положении больше, чем я. Он с удовольствием бы запер не только меня, но и всю команду. Я оставался в нашем ларьке в течение нескольких часов торговли, но мне дали ясно понять, что дальнейшее нарушение приказа приведёт Крипа Борланда к полнейшему краху. И капитан сказал мне, что ожидает какой-нибудь жалобы со стороны властей ярмарки, но будет защищать меня в любом суде, и лучшим аргументом послужит плёнка.