Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)

— Как же ценятся эти жемчужины — по величине? — спросил Консейль.

— Не только по величине, — отвечал я, — но и по форме, по цвету, по блеску, по игре. Самые ценные жемчужины те, которые образуются в ткани самого моллюска, поодиночке. Они обыкновенно бывают белые, большей частью непрозрачные, но иногда попадаются такие, которые отличаются какой-т о особой, опаловой прозрачностью. Они или шаровидные, или грушевидные. Из шаровидных делают браслеты, а из грушевидных — подвески. Грушевидные встречаются реже и поэтому продаются дороже и поштучно. Жемчужины, которые снимают с раковин, имеют неправильную форму и продаются на вес. Наконец, есть еще низший сорт жемчуга, мелкие жемчужинки, известные под названием «бисер». Этот жемчуг продается мерками и идет большей частью на вышивание церковных покровов и украшений.

— А ведь отбирать крупный жемчуг от мелкого — работа долгая и трудная! — сказал Консейль.

— Нет, Консейль, вовсе не такая долгая и трудная, как ты полагаешь. У сортировщиков есть особые сита. Дырочки на них различной величины, и всего их одиннадцать номеров. Самый крупный жемчуг остается в сите, где имеется от двадцати до восьмидесяти дырочек, — это самый первый сорт. Второй сорт жемчуга остается на решете, в котором от ста до восьмисот дырочек. Наконец, третий сорт остается на решете, имеющем до тысячи отверстий.

— Хитро придумано! — сказал Консейль. — А какой, с позволения их чести, получается доход с этой жемчужной ловли?

— Если верить книге Сирра, так цейлонские жемчужные поля ежегодно приносят три миллиона акул.

— Акул!.. — вскрикнул Нед Ленд.

— Франков, с позволения их чести, — заметил Консейль.

— Да, франков! Три миллиона франков, — поправился я. — Но я думаю, что все-таки теперь жемчужные промыслы приносят меньше, чем прежде. Да вот вам пример: американские жемчужные промыслы приносили в царствование Карла V четыре миллиона франков, а теперь всего две трети этой суммы. Общий доход с жемчужной ловли можно оценить в девять миллионов ежегодно.

— А вот я слышал, с позволения их чести, что бывали такие жемчужины, которые очень высоко ценили! — сказал Консейль.

— Бывали, Консейль. Говорят, Цезарь подарил Сервилии жемчужину, которая стоила сто двадцать тысяч франков на наши деньги.

— А я так слыхал, что одна дама растворяла жемчуг в уксусе и пила, — сказал Нед Ленд.

— Клеопатра! — заметил Консейль.

— Чего только эти штучки не выдумают! Ведь у такого жемчужного напитка, должно быть, кошмарный вкус! — сказал Нед Ленд.

— Разумеется, Нед, — отвечал Консейль, — верно, и она не находила в нем ничего хорошего, зато ей было лестно, что она может выпить рюмочку такого уксуса, который стоит сто пятьдесят тысяч франков.

— Очень мне жаль, что не я женился на этой лакомке, — сказал канадец, делая такое движение рукой, которое без слов выражало его мысль.

— Вы? — вскричал Консейль. — Вы — муж Клеопатры!

— Что ж? — отвечал канадец. — Ничего, можете смеяться. Я ведь собирался один раз жениться, и если не женился, так это не моя вина. Я даже купил невесте жемчужное ожерелье — ее звали Кэт Тендер, невесту, — только она вышла за другого. А знаете, сколько я заплатил за эти бусы? Жемчуг был крупный, — такой крупный, что одна жемчужина не прошла бы и в двадцатидырочное решето! Я заплатил за них всего-навсего полтора доллара!

— Дружище Нед, — ответил я, смеясь, — вы купили искусственный жемчуг, простые стеклянные шарики, намазанные жемчужной эссенцией!

— Что ж, эта эссенция, надо полагать, дорого стоит?

— Ничего не стоит! Это просто серебристое вещество с чешуи рыбы уклейки, растворенное в азотной кислоте. Оно ничего не стоит!

— Может, поэтому Кэт Тендер и вышла за другого! — сказал канадец со спокойствием философа.

— Да, вот мы говорим про дорогие жемчуга, а я и забыл сказать, что у капитана Немо есть диковинная жемчужина.

Я полагаю, что подобной никогда и никто не имел.

— Вот эта? — спросил Консейль, указывая на великолепный перл под стеклом.

— Она самая, — ответил я. — Могу сказать, что она стоит два миллиона…

— Франков? — поспешно подсказал Консейль.

— Да, два миллиона франков, — повторил я. — А капитану, вероятно, стоило только потрудиться поднять ее!

— А может быть, завтра и мы наткнемся на такую же! — вскрикнул Нед Ленд.

— Ну вот у вас и бредни, Нед! — сказал Консейль.

— Да почему же нам не найти, Консейль? Ведь находили же другие! — настаивал Нед Ленд.

— И зачем нам здесь, на «Наутилусе», понадобятся миллионы? — спросил Консейль.

— Здесь не понадобятся, так понадобятся, когда мы будем в другом месте!

— В другом месте! — произнес Консейль и покачал головой в знак того, что он очень сомневается, что мы будем когда-нибудь «в другом месте».

— Что ж, — сказал я, — Нед отчасти прав. А знаете, если бы мы в самом деле привезли в Европу жемчужину за несколько миллионов, так это придало бы большую достоверность нашим рассказам и большую цену нам самим.

— Я полагаю, что так, — ответил канадец.

— А что, с позволения их чести, ловля жемчуга очень опасна? — спросил Консейль.

— Нет, — оживился я. — Нет… если принять кое-какие меры предосторожности…

— А мне кажется, тут нет никакой опасности, — сказал Нед Ленд. — Рискуешь хлебнуть два-три лишних глоточка морской воды, вот и все.

— Разумеется, Нед, — сказал я, стараясь подражать беспечному тону капитана Немо. — А что, вы не боитесь акул, Нед?

— Я? — ответил канадец. — Знаменитому гарпунеру да бояться акул! Плевать мне на них!

— Да ведь тут дело не в том, чтобы бросить в акулу гарпун, зацепить ее багром, втащить на борт, отрубить ей хвост, выпотрошить, вынуть сердце и бросить его в море! — Значит, придется… — Именно!

— В воде?

— В воде!

— Ну что ж, лишь бы хороший гарпун в руки, так все пойдет как по маслу. Вы знаете, профессор, эти твари неловкие животные. К примеру, хотят они вас схватить, так им непременно надо сначала перевернуться, а вы тем временем…

Нед Ленд как-то так произнес слово «схватить», что меня мороз пробрал по коже.

— Ну а ты, Консейль, — спросил я своего верного слугу, — ты что об этом думаешь?

— Я, с позволения их чести, буду говорить прямо, без утайки…

Я решил, что Консейль отказывается идти, и у меня отлегло от сердца.

— Коли их честь решается идти, так почему бы не пойти и мне, верному слуге их чести? Я пойду.

Наступила ночь, и я лег спать. Спал я довольно плохо. Акулы играли главную роль в моих сновидениях.

На следующий день в четыре часа утра меня разбудил матрос, приставленный ко мне капитаном Немо. Поспешно вскочив и одевшись, я пошел в салон, где меня уже ждал капитан Немо.