Александр Казанцев - Трагедия в Нью-Мексико

— Когда солнце разморит меня, мне так хочется в постельку. А вам? Нам надо крепить нашу дружбу, Коэ. Не так ли?

— Думаю, что не так, мадам, — прозвучало в мозгу секс-бомбы, не знавшей отказа испытанным приемам.

— Почему не так? Я вам не нравлюсь? У вас другие женщины? Скольких вы любили? Кого больше всего запомнили? Признайтесь! Мы же друзья!

— Я мог бы сказать, Сестра, что не вполне понимаю вас, но это было бы ложью. А я ее не принимаю. Мне хочется постигать истину.

— Вот и отлично! О'кэй! Я знала, что вам захочется… — она запнулась и кокетливо закончила, — узнать земных людей. И в первую очередь нас, женщин. Не правда ли, Коэ?

— Вы заблуждаетесь, мадам, — жестко прозвучал неслышный голос Коэна. — Вы считаете меня не за того, кто я есть.

— Как это не за того? За отца прелестной Коэлли, на которую, по вашим же словам, я похожа. Ну, дотроньтесь до меня. Как до дочери.

Дверь в кислородную палату открылась, и на пороге показался Главный врач:

— Гм, — пробасил он в усы.

— Мне кажется, что я не совсем вовремя явился со своим врачебным обходом, — и он дал знак сопровождающим медикам остановиться.

— Пусть вам это не кажется, — возмутилась Сестра. — Я же просила…

— Прошу извинения, я сожалею и тотчас удалюсь.

— Нет, прошу вас, доктор, не уходите! — запротестовал Коэн.

— Мне требуется ваше медицинское заключение.

— Это не ко времени! — повысила голос Сестра. — Сейчас, я считаю, важнее всего помочь дочери мистера Коэна, которая попала в руки агентов ФБР.

Документальная съемка операции инопланетного существа, произведенной в одной из секретных военных лабораторий США после катастрофы летающей тарелки в Нью-Мексико в 1947 году.

— Извините, но это за пределами медицины, — заявил врач.

— Но то, что ваш пациент или узник обходится без пищи, интересует медицину? — спросил Коэн.

— О да, конечно, сэр! У нас так мало подобных примеров. Особенности мутантов, жертв радиоактивности, представляют большой интерес для нас.

— У вас в госпитале есть вычислительные устройства?

— Разумеется, сэр.

— Вы кормите их за своим обеденным столом?

— Коэ, друг мой! Зачем эти нелепые вопросы? — протестовала Сестра, начав одеваться, ничуть не стесняясь присутствия мужчин.

— Это очень важно, — настаивал Коэн.

— Мы их подключаем к электрической сети, — недоумевая ответил Главврач.

— Ну, а, скажем, арифмометры, которыми прежде пользовались ваши бухгалтеры… Вы не заботились о том, чтобы они дали потомство?

— В прошлом мы покупали новые в магазине. Простите, мистер Коэн, но ваши несколько странные вопросы тревожат меня как врача. Возможно, сказываются последствия травмы.

— Отложите ваши медицинские темы, — властно потребовала Сестра. — Мисс Коэлли в опасности. Надо вызвать сюда агентов ФБР. Мистер Коэн расскажет им все, что их интересует.

— Это бесполезно, — твердо передал Коэн. — Никакой опасности для биологического устройства, поврежденного близ Корнуэлла, нет. Оно было запрограммировано под мою дочь Коэлли, как мое устройство запрограммировано под ее отца, профессора Коэна, за которого вы меня принимаете. И напрасно стараетесь уверить, что погибшее и препарированное биоустройство Коэлли продолжает существовать, рассчитывая получить опасные для человечества сведения.

— Вы безумны, мистер Коэн. У вас бред! — забеспокоился Главврач.

— Не хочет ли он в этом бреду сказать, что я обольщала арифмометр? — вне себя от возмущения воскликнула Сестра.

— Такая гипотеза может многое объяснить, если я, конечно, не ошибаюсь, — заметил, ухмыляясь, врач.

— Вы не ошибаетесь, доктор, — подтвердил Коэн.

— Но откуда эта особь может знать, что произошло с другой особью в Корнуэлле? — вне себя от возмущения вопрошала Сестра.

— Я биологически связан с профессором Коэном, представляя его здесь, как была связана со своим биоустройством Коэлли.

— Разбирайтесь с этими арифмометрами или биоустройствами сами, — высокомерно бросила разгневанная Сестра, покидая палату.

Главный врач проводил ее насмешливым взглядом.

— И чему их учат в разведшколе! — сказал он, садясь напротив Коэна.

— Ваша информация представляет еще больший интерес, чем исследование предполагаемого мутанта, — и, расправив усы, он устремил на загадочное существо внимательный, пронизывающий взгляд.

Быстрый Бизон, вождь индейского племени из ближней к военной базе Корнуэлл резервации, вернулся с охоты, спешился, отдал коня и охотничьи трофеи сыну, узнав от него, что его ждет белый гость из Корнуэлла.

Неторопливо величавой походкой вошел вождь в открывшуюся со скрипом дверь, церемонно молча поздоровался за руку со знакомым военным кинооператором базы и уселся напротив него у тлеющего посередине помещения костра. Дым уходил в отверстие потолка, вернее крыши.

По его знаку темнолицая женщина с иссиня черными, заплетенными в косички волосами подала вождю две трубки, набитые табаком. Хозяин дружески протянул одну из них гостю. Тот знал, что отказаться нельзя, и, затянувшись слишком крепким для него табаком, закашлялся. В полном молчании попробовал еще раз. И только когда кинооператор пришел в себя от угощения, Быстрый Бизон безразличным тоном спросил:

— Что привело Охотника за всем, что можно снять, в вигвам Быстрого Бизона?

— Уверенность, что нет более гордого, отважного и верного вождя, чем Быстрый Бизон. Только ему можно доверить великую тайну всего человечества.

— И гость знает ее? — как бы между прочим, спросил вождь, впившись в гостя глазами.

— Не только знаю, но принес ее вождю на сохранение на пятьдесят лет.

— Уже двести лет как белокожие пришли в наши прерии, люди племени Быстрого Бизона не живут так долго.

— Я говорю о племенах всей Земли.

Индеец глубоко затянулся и выпустил такой клуб дыма, что он столбом устремился к отверстию в потолке.

— Их очень много. Больше, чем цветов весной в прерии.

— Скорее, колючих кактусов, норовящих в пустыне любого уколоть.

— И все дороги становятся тропами войны, — заключил вождь.

— Вот этого больше всего испугались большие начальники, когда наша пушка сбила летевшую в небе маленькую луну.

— С маленькими шестипалыми людьми, — добавил индеец.

— Как можно рассмотреть? Ведь далеко стоял.

— Быстрого Бизона в детстве звали Птичий Глаз.

— В катушке, которую я прошу хранить пятьдесят лет, он разглядит, что маленькие люди — не люди и живут на другой Земле у иной звезды. Она светит им, как наше солнце.