Сергей Барсов - Продавец льда

— Правда?! Вот спасибо!

— Тебе спасибо, — ответил Оскар и снова забылся.

Губернатор, встречая Аттвуда, выглядел чуть смущенным.

— Помните, я вас обещал познакомить с Оскаром Пербрайтом?

— Помню. А что случилось?

— Да ничего страшного. Он здесь, у меня, но я украл его из муниципальной больницы, и он не в лучшем виде. Бок у него распорот, сильно болит, и он от этого очень злится.

— Ведите. Не кинется же он на меня, в самом деле.

Как только Биди представил Аттвуда, Оскар спросил:

— Значит, это вы призываете нас плюнуть на все и помочь населить планету-мать?

— Не совсем так. Это планета-мать хочет спасти вас от потопа.

— Даст Бог, выплывем. Да и не доживу я до этого потопа, сколько бы ни тужился. А что мне делать на Земле? Я ведь только и умею, что лед резать.

— Льда и на Земле много, правда, возле него уже давно никто не живет: всем хватает места в теплых широтах. Вы даже представить себе не можете, как хорошо полежать голышом на солнышке.

— Да… под нашим солнышком через полчаса начнешь звенеть. А сколько народу вы сможете взять сейчас?

— Сотни две человек. У нас небольшой корабль.

— Ну, столько-то вы наберете. Есть такие: поедут в Столицу полечиться у Горячего озера — это аномалия такая, — да так там и остаются. Неохота им сюда за новыми болячками возвращаться.

— Господин Аттвуд интересуется нашими аномалиями и зверьем, — вмешался Биди.

— Ага. Ну, больших аномалий я знаю четыре: Горячее озеро в Столице, Свечку, Стеклянную реку и Старую Трещину. Вы, наверное, уже знаете, что здешний лед течет, любая царапина вскоре затягивается, а вот Старой Трещине ничего не делается. Кстати, это единственное место, где обнажена почва. Отчего возникли эти аномалии — никто не знает. Если принять гипотезу о ледяной бомбардировке, то это, наверное, эпицентры взрывов. Вам, наверное, странно слышать, как это мы, прожив здесь двести лет, ничего толком не знаем. Все очень просто: некогда было. Кто строил город из металла корабля, кто возился с гидропоникой, лучевиков нужно было много — лед плавить.

Кстати, тогда и нашли первых аборигенов. Насколько я знаю, за все это время в Ирисе было всего двое ученых: покойный отец барона да мой покойный отец у него в ассистентах. Все, что они выкопали, сохранилось у нашего губернатора, — он махнул рукой в сторону Биди, — и в городском музее. А сами они поехали однажды к Болоту, хотели провести штрек под его дном, и больше их не видели…

— Вы сказали — «больших аномалий». А что, есть и другие?

— Да, но мы не любим о них упоминать. Мы называем их полостниками. Это воздушные пузыри во льду в форме человеческих тел.

— Человеческих?

— О, нет, конечно. Но вы же видели, как мы с аборигенами похожи.

Если захотите посмотреть, у нашего губернатора в галерее есть один.

Я и второго полостника ему привез, но он сказал, что купит его разве что на вес льда. А я ответил, что лучше уж отвезу его на лучевую станцию, и продал муниципальной галерее. Честно говоря, мне от них не по себе. Мне иногда кажется, что они и есть настоящие аборигены.

— Опять ты за свое. — Биди ткнул пальцем в сторону галереи. — Вон они, настоящие аборигены… свежезамороженные.

— А может, они телепортировали, и эти полости — просто их отпечатки во льду?

— Знаешь, Оскар, мне телепортировать не приходилось, но я почему-то уверен, что для этого надо как минимум быть живым. А их накрыло всех разом, и у тебя был не один случай убедиться в этом.

— А может, полостники — это их души?

— А может, пустые бутылки. Мне говорили, что-то в этом духе ляпнул однажды покойный Сова Таклтон.

— Кстати, ты не знаешь, как его звали по-настоящему?

— Арктика. Кажется, был такой штат на планете-матери. А почему его прозвали Совой?

— Так его еще в Столице прозвали. Наловчился он орать певчей совой: «Вя-а-а-а!», только еще громче.

— Вот как? Ни разу не слышал.

— А откуда тебе было слышать? В Аптаун ты ездить не любишь, а он, насколько я знаю, к тебе был не вхож. Простите, господин Аттвуд, мы отвлеклись.

— Ничего страшного. Мне все интересно.

— Теперь о зверях. Главная зверушка — хищный пингвин. Прозвали его так за способ передвижения: он скользит на брюхе, а лапами только отталкивается. Из его жира в Столице умеют делать чудесный дамский крем. Выслеживать хищного пингвина — дохлое дело, его бьют, когда он нападает. А потом надо следить, чтобы раненого пингвина не слопали его же братишки или совы. Ну, про певчих сов вы уже знаете.

Пакость мусорная. Короче говоря, пингвины жрут все живое, а певчие совы — все мертвое, тем и пробавляются. Есть еще какие-то твари, но они водятся так далеко, что туда даже караваны не доходят…

Приглашение, подписанное Сибил Таклтон, ни к чему не обязывало.

Оскар знал, что многие, получив такое же приглашение, уберут его с глаз подальше и постараются о нем забыть.

Оскар терпеть не мог всяческие церемонии, а похороны в особенности, но долг велел выполнить последнее желание покойного. У него даже не было обычной траурной одежды, пришлось занимать у Биди.

На похороны полагалось приходить пешком, но на это, видит Бог, у Оскара еще не было сил, и тот же Биди одолжил ему свои электросани.

И все равно Оскар успел только к самому концу отпевания.

Как только священник произнес последнюю фразу службы: «И в этом льду пребудешь, пока не вострубит архангел», на кладбище зазвонил колокол. Два удара… один… два… три… И снова, и снова, и снова.

Четыре автономных экзоскелетона приняли тяжелый крест черного льда блок с вмороженным в него телом Таклтона, — и к Оскару подошла красивая девушка в похоронной фате.

— Идите рядом со мной, господин Пербрайт, — сказала она, подавая ему руку.

— За что такая честь?

— Вы спасли отца.

— Как же спас, если мы его хороним?

— В Столице говорят так.

Оскар молча поклонился и вышел из храма, держа Сибил Таклтон за руку. Он хотел было прямо здесь отдать ей завещание, но потом решил, что время еще будет.

Процессия, во главе которой решетчатые роботы несли скорбный черный блок, остановилась у могилы — вырезанного во льду креста со ступеньками в изножии. Первым в могилу спустился священник-синтетист, следом за ним прочие — творили тихую молитву, поднимались с колен и выбирались из ямы. Когда подошла очередь Оскара, ему вдруг припомнился сон, где Сова превращался в полостника. Поднимаясь, он неловко повернулся и чуть не упал — такой болью обожгло разорванный бок. Он еле выбрался наружу и уже через туман дурноты видел, как в ледяную могилу спустилась Сибил Таклтон, как она упала, раскинув руки, и как некоторое время спустя ее вынесли без чувств.

Колокол зазвонил размеренно — как только затихал один удар, его нагонял другой. Оскар не стал смотреть, как роботы опускают блок в могилу и заливают водой. Он подошел к священнику и тихо сказал: