Сергей Барсов - От смешного до великого. Остроумные афоризмы

Жил на свете марсианин по имени Майкл Валентайн Смит, а придумал его Роберт Энсон Хайнлайн. Так вот, этот самый марсианин пришел к выводу, что человек смеется для того, чтобы не расплакаться. Приняв это утверждение, мы вправе продолжить: люди улыбаются, чтобы не морщиться, хохочут, чтобы не рыдать, и тешатся, чтобы не вешаться. Впрочем, и выражение «умереть со смеху» появилось, надо полагать, неспроста.

Такого рода диалектика вполне объясняет наше с вами парадоксальное поведение: мы часто смеемся над грустным и грустим по поводу забавного. А когда на каждом шагу нам встречается анекдот, даже пугаемся.

Еще одно следствие: на добротную шутку способны, как правило, довольно серьезные люди, занятые весьма важной работой. Здесь и писатели, и ученые, и инженеры, и политики, и врачи, и даже августейшие особы. (Кстати сказать, составителю очень жаль, что отборные перлы врачебного юмора не могут быть опубликованы по цензурным соображениям даже в наше время, гордящееся отсутствием цензуры.) Знаете, мне почему-то кажется, что все авторы этой книги обладали основным качеством толкового юмориста: изрекать шутку с каменной, а то и мрачной физиономией. Тут ведь одно из двух: или сам смеешься, или твоя аудитория.

Теперь несколько слов об этой книге. Составитель с самого начала отказался от претензии на энциклопедичность. А то пришлось бы поместить сюда треть Аристофана, половину Ювенала, три четверти Рабле, девять десятых Лафонтена, всего Крылова и буквально легион иных. И комплектовался этот сборник, сами понимаете, из того, что ваш покорный слуга счел забавным, заранее мирясь с тем, что может показаться читателю подобием одного из проходных персонажей «Евгения Онегина». Осмелюсь напомнить: «старик, по-старому шутивший, отменно тонко и умно, что нынче несколько смешно».

Хотя, если говорить без фальши, шутят на этих страницах тонко и умно совсем другие люди, много меня превосходящие.

Помимо всего сказанного, ваш покорный слуга должен покаяться: слаб еси – не устоял перед искушением оказаться в хорошей компании. Вы уж его простите, если сможете.

Сергей Барсов

В нужде и черт священный текст приводит.

Ветхий Завет считает благом процветание, Новый Завет – напасти.

Я не чувствую себя обязанным верить, что Бог, одаривший нас смыслом, рассудком и интеллектом, считает, что мы не должны ими пользоваться.

Обмануть дьявола не грешно.

Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулем. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтире и научиться можно астрономии или химии.

Если бы треугольник сотворил Бога, он бы сделал его трехсторонним.

С религией получается то же, что с азартной игрой: начавши дураком, кончишь плутом.

Духовенство было бы весьма недовольно, если бы его духовный труд оплачивался духовно.

Полагать, что мы обязаны верить в вещи, недоступные нашему разуму, так же нелепо, как утверждать, что Бог требует, чтобы мы летали, не имея крыльев.

Как можно подумать, что Богу, который все знает, неизвестен будто наш табель о рангах?

Я твердо решил, что мои дети должны воспитываться в религии своего отца, если, конечно, они смогут узнать, какая это религия.

Молитва перед едой – кощунство: негоже возносить похвалу Господу слюнявым ртом.

Извинить Бога может только то, что Его нет.

Сегодня вечером помолюсь за вас, но на особый успех, признаться, не рассчитываю.

Стоя на кафедре, я с удовольствием наблюдаю за тем, как прихожане слушают мою проповедь и одобрительно кивают головами… во сне.

Существуют три пола: мужчины, женщины и священники.

Верующий не боится напастей, но при невзгоде судьбы не отчаивается.

Бог простит меня: это его должностная обязанность.

Вечно угрюмые постники мне всегда подозрительны; если они не притворяются, у них или ум, или желудок расстроены.

О чем бы ни молился человек – он молится о чуде. Всякая молитва сводится к следующему: «Великий Боже, сделай так, чтобы дважды два не было четыре!»

Правильно во всех отношениях сказано: всякого человека судят по вере его. И по неверию.

Благочестие и кислая мина – вещи разные.

Если бы Иисус Христос явился сегодня, никто бы не стал Его распинать. Его бы пригласили к обеду, выслушали и от души посмеялись.

Беглая прогулка по сумасшедшему дому способна показать, что вера ровным счетом ничего не доказывает.

На небесах нет интересных людей.

Человек – одна из грубых ошибок Бога, или Бог – одна из больших ошибок человека?

Бога нет и быть не может, поскольку, если бы Он существовал, я никогда не смог бы поверить, что Он – не я.

«Сам Бог не может существовать без мудрых людей», – сказал Лютер, и с полным правом; но «Бог еще менее может существовать без неумных людей» – этого добрый Лютер не сказал!

Религия – это модный суррогат веры.

Порой я думаю, что Господь, сотворив человека, переоценил свои силы.

Вера – самая множественная вещь, какую я только знаю. Мы все, по-видимому, должны верить в то же, но различными способами. Это похоже на еду из одного блюда ложками различного цвета.

Те, кто разбирают знамения, делают это на свой страх.

В храме все должны быть серьезны, кроме самого предмета поклонения.

Единственная разница между святым и грешником в том, что у святого есть прошлое, а у грешника – будущее.

Молитва должна оставаться без ответа, в противном случае она перестает быть молитвой и становится перепиской.

Религия умирает в тот момент, когда доказана ее непогрешимость.

Тот прожил жизнь лучше, кто больше ею наслаждался. Бог позаботится, чтобы мы наслаждались жизнью не больше, чем это нам полезно.