Эдгар Берроуз - Обратно в каменный век

— А ты? — спросил сарианин.

— Я полезу вслед за тобой.

— И оставишь девушку?

— Она отказывается идти, — ответил фон Хорст.

Дангар пожал плечами.

— Ее нужно побить, — сказал он.

— Я убью любого, кто прикоснется ко мне хоть пальцем, — сказала Ла-джа воинственно.

— Все равно, тебя нужно поколотить, — настаивал Дангар, — тогда ты поумнеешь. — Он поднял несколько камней и швырнул их в голову, появившуюся из пещеры внизу; потом повернулся и начал подниматься по одной из лестниц.

Фон Хорст подошел к другой лестнице. Ла-джа стояла поблизости. Внезапно он схватил ее.

— Я собираюсь взять тебя с собой, — сказал он.

— Нет, — закричала она и начала бить и пинать его.

Без особого труда он донес ее до лестницы, но когда попытался подниматься, она вцепилась в нее. Он протащил ее вверх на пару ступенек, но она дралась так зло и отчаянно, что он понял, их захватят, если бастиане доберутся до выступа.

Он уже слышал снизу громкие голоса: бастиане наверняка вышли из пещер. Он слышал, как Фраг приказал поднять лестницу. Через мгновение они будут здесь. Фон Хорст взглянул на прекрасное лицо разозлившейся девушки. Он мог бросить ее, оставив на милость бастиан, и в одиночку быстро достичь вершины скалы. Но он хотел, чтобы спаслись они оба. Поэтому лейтенант размахнулся и ударил ее кулаком в висок.

Ла-джа повисла у него на руках, а он начал взбираться по лестнице, останавливаемый только тяжестью бесчувственного тела. Европеец почти достиг вершины, когда услышал внизу торжествующий вопль. Взглянув вниз, он увидел бастианина, взбиравшегося на выступ, где стояла их лестница. Если враг доберется до лестницы, он сможет стащить их вниз и тогда — смерть или плен. Фон Хорст положил девушку на левое плечо, а освободившейся правой рукой вытащил пистолет.

Он выстрелил как раз в тот момент, когда бастианин собирался ступить с лестницы на выступ. Тот рухнул вниз. Раздались крики и проклятия, и хотя фон Хорст не видел, что произошло, он был уверен, что падающее тело сбило других, поднимавшихся по лестнице.

Он снова полез наверх, и мгновение спустя Дангар и Торек наклонились и втащили его и девушку на скалу.

— Тебе везет, — сказал Торек. — Смотри, они лезут за тобой.

Фон Хорст посмотрел вниз. Бастиане быстро взбирались на выступ. Некоторые из них уже карабкались по лестницам, поставленным рабами. Рабы же стояли рядом с фон Хорстом и наблюдали за бастианами.

— Нам лучше бежать, — сказал один из них. — Они скоро будут здесь.

— Зачем бежать? — спросил Торек. — Разве мы не вооружены лучше, чем они? Смотри, сколько у нас копий.

— У меня есть план получше, — сказал фон Хорст. — Подождем, пока все бастиане не окажутся на лестницах.

Они принялись ждать. Через несколько минут лестницы заполнились карабкающимися вверх бастианами; тогда, по приказу фон Хорста, рабы откинули лестницы назад. Крики ужаса сорвались с губ обреченных бастиан, и они полетели вниз к ногам женщин и детей.

— А теперь, — сказал фон Хорст, — пошли отсюда.

Он посмотрел на девушку, все еще лежавшую на вершине скалы, и внезапно застыл от мысли, что она может быть мертва — его удар убил ее. Он упал на колени и приложил ухо к ее сердцу. Оно билось, и билось сильно. Со вздохом облегчения он вновь водрузил неподвижное тело себе на плечо.

— Куда теперь? — спросил он, обращаясь к толпе рабов.

— Сначала надо выбраться из страны бастиан, — посоветовал Торек. — После этого составим план.

Путь проходил через холмы и горные ущелья, и, наконец, они вышли в прекрасную долину, полную жизни; здесь часто встречались дикие звери, но они ни разу не напали на них.

— Нас слишком много, — объяснил Дангар, когда фон Хорст выразил удивление по этому поводу. — Зверь редко нападает на группу людей.

Между тем Ла-джа пришла в себя.

— Где я? — спросила она. — Что случилось?

Фон Хорст снял ее с плеча и держал, пока не увидел, что она может стоять.

— Я унес тебя из Басти, — объяснил он. — Теперь мы свободны.

Она смотрела на него, нахмурив брови, как будто пытаясь вспомнить что-то.

— Ты нес меня! — сказала она. — Я же сказала, что не пойду с тобой. Как же ты это сделал?

— Я… э-э-э… усыпил тебя, — неуверенно объяснил он. Мысль о том, что он ударил ее, унижала его.

— А, я помню, — сказала она, — ты ударил меня.

— Мне пришлось, — ответил он. — Мне очень жаль, но другого выхода не было. Я не мог оставить тебя этим зверям.

— Но ведь ты ударил меня.

— Да, я ударил тебя.

— А почему ты захотел унести меня? Почему тебя волновало, останусь я со Скрафом или нет?

— Ну, понимаешь… как я мог оставить тебя там?

— Если ты думаешь, что я теперь выйду за тебя замуж, ты ошибаешься, — сказала она с выражением.

Фон Хорст покраснел. Молодая леди приходила к смущающим его заключениям. Она была очень прямолинейна.

— Нет, — ответил он, — после того, что ты сказала мне, у меня нет причин надеяться, что ты станешь моей женой или что я захочу этого.

— Да уж, — бросила она, — я скорее предпочту Скрафа.

— Спасибо, — сказал фон Хорст. — Вроде мы понимаем друг друга.

— А теперь, — сказала Ла-джа, — ты можешь заняться своими делами и оставить меня в покое.

— Конечно, — ответил он жестко, — но ты будешь слушаться меня.

— Я никого не слушаюсь.

— Ты будешь слушаться меня, — сказал он уверенно, — или я снова ударю тебя.

Эти слова удивили его самого больше, чем девушку.

Как он мог сказать такое женщине? Почему он уподобился первобытному человеку? Она отошла от него и присоединилась к женщинам. С ее губ срывалась странная мелодия, возможно такая, которую напевали звездам женщины внешнего мира, когда мир был юным.

Они остались в долине поохотиться. Несколько мужчин отправились за добычей и вскоре все смогли поесть. После этого они устроили совет, обсуждая планы на будущее.

Каждый хотел идти только в свою страну. Дангар обещал дружественный прием в Сари тем, кто захотел бы пойти с ним. Но многие люди не осмеливались на это. И фон Хорст, и Дангар помнили честные обещания Скрафа и то, как их обманули.

Для фон Хорста это был чуждый мир, но он понимал, что этот мир моложе его мира на пятьдесят тысяч лет, а может и на полмиллиона, соответственно другими были и философия и кодекс чести. Эти люди были наивны, простодушны и, несомненно, менее испорчены, но в них проскальзывали все черты современных мужчин и женщин.

Он думал о Ла-джа. Если ее одеть соответствующим образом, то такую красотку заметили бы в любой европейской столице. Никто бы не подумал, что она из плейстоцена. Может быть, только тот, кто разозлил бы ее.