Генри Пайпер - Миры Бима Пайпера. Пушистики и другие

— Для начала у нас нет неоварваров, — заявил кто-то. — А если заявятся, мы их живо отправим в эм-це-квадрат. Может, оно бы и к лучшему. Хоть перестанем между собой грызться.

Харкаман удивленно глянул на говорившего:

— Да кто они, по-вашему, такие, эти неоварвары? Кочевники, что ли, гунны на звездолетах?

— А разве это не так? — спросил Горрам.

— Ниффльхейм, нет! Во всей Федерации не наберется и двух десятков планет, владеющих гипертягой, и все они цивилизованы… если так можно сказать о Гильгамеше, — оговорился он. — Варвары всегда местного производства. Рабочие и крестьяне, восставшие, чтобы переделить добро в свою пользу, и обнаружившие, что уничтожили средства производства и убили ученых и техников. Выжившие на планетах, пострадавших в межзвездных войнах одиннадцатого-тринадцатого веков, потерявшие всю технику. Последователи местных диктаторов. Отряды наемников, лишившихся работы и живущих грабежом. Религиозные фанатики, следующие за самозваными пророками.

— Думаете, у нас на Граме мало таких? — поинтересовался Траск. — Оглянитесь-ка.

— Гласпит, — заметил кто-то.

— Команда недовешенных висельников, которую набрал Дуннан, — добавил Ратмор.

Алекс Горрам заворчал, что у него таких полна верфь — агитаторы, пытающиеся устроить стачку против применения роботов.

— Ага, — за этот пример ухватился Харкаман. — Могу назвать минимум сорок случаев антитехнологических движений на двух десятках планет за последние восемь веков. На Терре такое случалось еще во втором веке доатомной. И на Венере после отделения от Первой Федерации и до образования Второй.

— Вас интересует история? — удивленно спросил Ратмор.

— Хобби. У всех космонавтов есть хобби. В гиперпространстве на корабле делать совершенно нечего, и главный враг — это скука. Мой инженер-артиллерист, Ван Ларч, — художник. Большая часть его работ погибла с «Корисандой» на Дюрандале, но на Фламберже он не раз спасал нас от голодной смерти, рисуя картины на заказ. Мой астрогатор-гиперпространственник, Гуат Кирби, сочиняет музыку; пытается выразить математическую теорию гиперперехода в форме мелодий. Сам я это, признаться, слышать не могу. А я изучаю историю. Довольно странно; почти все, что случалось на любой из заселенных планет, уже происходило на Терре еще до первых звездолетов.

Сад почти опустел; гости собрались у эскалаторов. Харкаман мог бы продолжать и дальше, но тут мимо пробежали шестеро охранников дома Карвалей — в мундирах, шлемах и пуленепробиваемых кирасах. Один сжимал в руках автомат, остальные ограничились дубинками. Космический викинг отставил стакан.

— Пора идти, — сказал он. — Наш хозяин собирает войска; думаю, гостям тоже стоит занять боевые посты.

Смущенная и любопытствующая разодетая толпа образовала у эскалаторов ровный полукруг. Все пялились на происходящее, залезая впереди стоящим на плечи. Дамы сурово и гордо кутались в шали, многие даже покрыли головы. Над лестницей кружили четыре журналистских кара — что бы там ни творилось, об этом узнает вся планета. Охранники Карвалей пытались пробиться сквозь толпу; их сержант беспомощно выкликал: «Дамы и господа, прошу пропустить», «Простите, господин» — и не мог сдвинуться с места.

Отто Харкаман с отвращением выругался и отпихнул сержанта.

— Расступитесь, вы! — взревел он во всю глотку. — Пустите охрану!

С этими словами он буквально отшвырнул в стороны двоих одинаково пестро разнаряженных дворянчиков; оба злобно оглянулись, переменились в лице и тихо исчезли.

Траск последовал за викингом, размышляя о пользе дурных манер в экстремальных обстоятельствах. Харкаман раздвигал толпу, протискиваясь к тому месту, где находились Сезар Карваль, Ровард Грауффис и еще несколько человек.

Перед хозяином дома у самых эскалаторов стояли четверо в черных плащах. Двое были домашними слугами из простонародья — точнее сказать, наемными громилами. Толпу они сдерживали с большим усилием и явно жалели, что вообще оказались здесь. Их хозяин носил на берете алмазную брошь в виде звезды и плащ, подбитый голубым шелком. От черных усиков и ниже тонкое лицо избороздили ранние морщины. Глаза его казались слегка навыкате, рот по временам подергивался от тика. Андрей Дуннан. Траску было очень интересно, скоро ли он увидит этого типа в прицел с двадцати пяти шагов. За плечом Дуннана стоял высокий чернобородый мужчина, чье невыразительное лицо отличалось бумажной белизной. Звали его Невиль Ормм; откуда он взялся, не знал никто, но он был оруженосцем Дуннана и единственным его товарищем.

— Врете! — кричал Дуннан. — Врете, сквозь вонючие свои зубы врете, все вы! Вы перехватывали ее послания ко мне!

— Моя дочь не передавала вам посланий, лорд Дуннан, — вымолвил Сезар Карваль, с трудом удерживая себя в руках, — кроме одного лишь: что она не желает иметь с вами ничего общего.

— Вы думаете, я поверю? Она ваша пленница; один сатана знает, какими муками вы заставили ее согласиться на этот мерзкий брак!

Зрители встрепенулись; такого не выдержит никакое самообладание. Сквозь ропот прорвался чей-то женский голос:

— Вот так так! Он действительно сошел с ума!

Дуннан тоже услыхал это.

— Я сумасшедший? — взвился он. — Только потому, что вижу насквозь их лицемерные уловки? Вот Лукас Траск — его интересуют домны Карвалей; а вот Сезар Карваль — ему позарез нужны железные руды на землях Траскона. А мой любящий дядюшка нуждается в их помощи, чтобы украсть герцогство Омфрея Гласпитского. А вот это ростовщик Лотар Фэйл, который пытается отнять мои земли, и Ровард Грауффис, сторожевой пес моего дяди, который пальцем не шевельнет, чтобы спасти от разорения своего родича, и чужак Харкаман, который отнял у меня штурвал «Авантюры». Все вы, все сговорились против меня!

— Сэр Невиль, — проговорил Грауффис, — вы видите, лорд Дуннан не в себе. Если вы и вправду друг ему, уведите его, прежде чем прибудет герцог Энгус.

Ормм наклонился к уху своего сюзерена и что-то горячо зашептал, но Дуннан сердито оттолкнул его:

— О сатана великий, и ты против меня?

Ормм поймал его руку:

— Глупец, ты хочешь все испортить? — Остальное Лукас не расслышал.

— Нет, будь ты проклят, я не уйду, пока не поговорю с ней, лицом к лицу!

Зрители опять зашевелились. Толпа расступилась. Вперед вышла Элейн в сопровождении матери, госпожи Сандрасан и еще пяти-шести матрон. Женщины официально накрыли головы шалями — правый край на левое плечо. Элейн обогнала их на несколько шагов и остановилась перед Андреем Дуннаном. Лукас никогда не видал ее прекраснее — но то была ледяная красота отточенного клинка.

— Что вы желали сказать мне, лорд Дуннан? — спросила она. — Говорите же и покиньте этот дом; вам нет в нем привета.