Уолтер Тевис - Человек, который упал на Землю

— Вы, видимо, просто не понимаете, насколько сильна будет боль, если не сделать наркоз.

В Ньютоне начал закипать гнев. Он ощущал себя словно разумный человек, окружённый любопытными и самодовольными обезьянами, и это ощущение за последние недели очень обострилось. Вот только это он сидел в клетке, тогда как обезьяны приходили и уходили, изучая его и пытаясь казаться знающими.

— Доктор, — сказал он, — разве вы не видели результаты проверки моих умственных способностей?

Доктор Мартинес открыл свой чемоданчик, лежащий на столе, и достал оттуда какие-то бланки. На каждом листке стоял чёткий штамп «Совершенно секретно».

— Проверка умственных способностей не входит в сферу моей компетенции, мистер Ньютон. И, как вы наверняка уже знаете, все эти данные строго засекречены.

— Знаю. Но вы же их видели.

Доктор прочистил горло и начал заполнять бланк: дата, тип теста.

— Ну, тут ходили некоторые слухи.

Теперь Ньютон разозлился по-настоящему.

— Могу себе представить! Значит вы осознаёте, что мои умственные способности превышают ваши раза в два? Так почему вы не можете поверить, что я сам знаю, действует на меня местный наркоз или нет?

— Мы досконально изучили строение вашей нервной системы. Нет никаких причин, по которым нембукаин мог бы действовать на вас иначе, чем… чем на кого-либо ещё.

— Может быть, вы знаете о нервных системах не так много, как думаете.

— Может быть. — Доктор заполнил бланк и положил на него свой карандаш вместо пресс-папье. Совершенно ненужного пресс-папье, ведь в помещении не было ни окон, ни сквозняка.

— Может быть. Но это, опять-таки, вне сферы моей компетенции.

Ньютон взглянул на медсестру, держащую наготове шприц. Казалось, она старательно делает вид, будто не слышала их разговора. На короткий миг Ньютон задался вопросом: как же они заставляют этих людей молчать об их необычном узнике? Как им удаётся держать их подальше от журналистов — или, если уж на то пошло, подальше от игры в бридж в кругу друзей? Может быть, правительство держит всех, кто имел с ним дело, в изоляции? Но это было бы слишком затруднительно. Однако, они явно прилагали к этому большие усилия. Его почти позабавила мысль о том, какие безумные предположения ходят о нём между теми немногими, кто знает о его странностях.

— Что же входит в сферу вашей компетенции, доктор? — спросил Ньютон.

Доктор Мартинес пожал плечами.

— Главным образом кости и мышцы.

— Звучит неплохо. — Доктор взял у медсестры шприц, и Ньютон, покорившись, стал закатывать рукав рубашки.

— Вы можете снять рубашку совсем, — сказал доктор. — Сегодня мы будем работать с вашей спиной.

Без возражений Ньютон начал расстёгивать рубашку. Расстегнув её наполовину, он услышал, как медсестра тихонько перевела дыхание. Ньютон взглянул на неё снизу вверх. Очевидно, ей мало о чём рассказывали, поскольку она изо всех сил старалась не смотреть на его грудь, на которой не было ни волос, ни сосков. Разумеется, они довольно быстро обнаружили его маскировку, и он её больше не носил. Интересно, подумал он, какой у неё будет вид, когда она подойдет достаточно близко, чтобы разглядеть его зрачки?

Когда Ньютон снял рубашку, медсестра сделала ему два укола по обеим сторонам позвоночника. Хоть она и старалась быть осторожной, боль оказалась очень сильна. Когда с этим было покончено, Ньютон спросил:

— Что вы собираетесь делать теперь?

Доктор отметил время укола в своём бланке. Затем ответил:

— Для начала я подожду двадцать минут, пока… подействует нембукаин. После чего я собираюсь взять из вашего позвоночника пробы костного мозга.

Какое-то мгновение Ньютон смотрел на него, не говоря ни слова. Затем произнёс:

— Разве вы ещё не знаете? В моих костях нет мозга. Они полые.

Доктор моргнул.

— Послушайте, — возразил он, — там не может не быть костного мозга. Красные кровяные тельца…

Ньютон не привык перебивать людей, но на этот раз он изменил своей привычке:

— Я не знаю ни о красных кровяных тельцах, ни о костном мозге. Скорее всего, я разбираюсь в физиологии не хуже вас. Но в моих костях нет мозга. И мне точно не доставит удовольствия это болезненное исследование, нужное только для того, чтобы вы — или кто бы ни стоял над вами — могли удовлетворить своё любопытство в отношении моих… особенностей. Я говорил вам уже десятки раз, что я мутант — урод. Моё слово для вас совсем ничего не значит?

— Мне очень жаль, — сказал доктор. Казалось, ему действительно жаль.

Какое-то время Ньютон смотрел поверх головы доктора на плохую репродукцию вангоговской «Женщины из Арля». Какое отношение может иметь женщина из Арля к правительству Соединённых Штатов?

— Хотел бы я как-нибудь встретиться с вашим начальством, — сказал он. — А пока мы ждём, когда подействует ваш недействующий нембукаин, я, пожалуй, попробую своё собственное обезболивающее.

Доктор сделал озадаченное лицо.

— Джин, — пояснил Ньютон. — Разбавленный джин. Не хотите присоединиться?

Доктор машинально улыбнулся. Хорошие врачи всегда улыбаются остротам своих пациентов — даже физиологи-исследователи, прошедшие проверку на верность правительству, должны улыбаться.

— Простите, — ответил он. — Я на службе.

Ньютон сам не ожидал, что так разозлится. А он-то ещё думал, что доктор Мартинес ему нравится.

— Ну же, доктор. Держу пари, что вы весьма высокооплачиваемый практикующий врач в своей… сфере компетенции, и у вас в кабинете есть бар из красного дерева. Могу вас заверить, что не налью вам больше, чем нужно, — я не хочу, чтобы ваша рука дрогнула, когда вы будете прокалывать мой позвоночник.

— У меня нет кабинета, — ответил доктор. — Я работаю в лаборатории. Обычно мы не пьём на работе.

Ньютон по какой-то необъяснимой причине смерил его пристальным взглядом.

— Нет, наверное, и правда не пьёте. — Он посмотрел на медсестру, пребывающую в явном замешательстве, но когда она открыла рот, чтобы заговорить, он повторил: — Наверное, нет. Таковы правила. — Он встал и улыбнулся им сверху вниз. — Я выпью один.

Приятно было оказаться выше них. Ньютон подошёл к бару в углу комнаты и налил себе полный стакан джина. Увидев, как медсестра раскладывает на столе инструменты, воду он решил не добавлять. Там было несколько игл, маленький скальпель и какие-то зажимы — всё из нержавеющей стали. Они тускло поблёскивали…

После того, как врач и медсестра ушли, Ньютон ещё больше часа лежал ничком на кровати. Он не стал снова надевать рубашку, и, если не считать бинтов, спина его была обнажена. Он чувствовал лёгкий озноб — непривычное для него ощущение, — но и пальцем не пошевелил, чтобы укрыться. В течение нескольких минут боль была нестерпимой, и, хотя она уже прошла, он был обессилен этой болью и страхом, который ей предшествовал. Его всегда пугало ожидание боли, ещё с детства.