Наталья Соколова - Дезидерата

Из всего, что Писатель говорил, она, кажется, услышала только женское имя - Флора. И вскинулась с невероятной яростью, как пантера, которая бросается на добычу. Писатель даже испугался.

- Вот... стоит. ему уйти. Ня нето .вешаются женщины... Он будет на виду, в почете, у него будет своя жизнь, Я украла его у всех, спрятала... Я никогда не думала, что из этого что-то может выйти. Что он найдет... Я давала деньги, я тянула из себя жилы для того, чтоб он искал, искал хоть всю жизнь, если это доставляет ему удовольствие. Но не для того, чтоб он нашел!

Пятна румянца рдели на ее щеках, волосы растрепались, было даже как-то жутковато на нее смотреть.

Кулаки ее были прижаты к груди, она сжимала пальцы так сильно, что костяшки побелели. И говорила, говорила, точно вознаграждая себя за многолетнее молчание, привычную скрытность:

- Когда мы с ним познакомились... у него была тетрадь, озаглавленная: "Дезидерата". Ну, все знают, что это означает. "Желаемое". Так пишут в библиотеках на списках книг - желаемое, то, чего у нас нет, что мы хотим... А он заносил в эту тетрадь свои идеи, замыслы... то, что он мечтал найти, осуществить. Писал об этих проклятых "лучах воздействия", о будущем аппарате. Помню, я, смеясь, положила ладонь на эту тетрадь. И сказала вроде как шутя: "О, как я хотела бы стать вашей Дезидератой!" Это было так давно. Я была тогда наивна и думала, что жизнь - это исполнение желаний... поиски идеальной гармонии, которая достижима.

Ее темные глаза смотрели мимо Писателя. Помнила ли она, где находится, с кем разговаривает, зачем сюда пришла?

- Так я и не стала его Дезидератой Дезидератой осталось вот это. Взвесила на ладони рат. - Это перетянуло. - Усмехнулась. - Да, он мне не изменял, оя ведь порядочный, честный человек, добрый малый. И когда ему было изменять? Он терпел меня рядом с собой, привык, что помогаю ему жить, работать, даже, иногда зам-ечал, что я женщина. - Порывисто повернулась к Писателю. - Хотите знать, когда я была по-настоящему счастлива? Месяц. Один месяц за все эти годы. Когда после одного неудачного облучения...

- Он впал в странное состояние полусна?

- Да. - Она не удивилась, что он знает, не задержалась на этом, ей было не до того. - Страшно выговорить, я иногда мечтаю по ночам... а что, если бы он опять стал такой, как в тот месяц... или слепой. Как бы он во мне нуждался, как ждал моих шагов, прислушивался...

Она замолчала. Что-то ее насторожило. Писатель положил ей обе руки на плечи, заставил ее присесть на корточки, спрятаться за стол.

Из-за полуоткрытого окна спрашивали:

- Писатель... тут живет Писатель?

Голос был женский. Серебристый, необыкновенно чистый и обольстительный.

Писатель немного раздвинул занавеси, выглянул в сад. Очаровательное создание, юное и женственное, плутало среди кустов. Зонтик не мог уберечь от дождя ее элегантное белое пальто с черным игольчатым мехом на рукавах и по подолу ("Шикарная модель парижской фирмы", - бегло подумал Писатель). Старый дом, словно мстя за вторжение, злорадно извергал на нее бурные потоки грязной воды, фыркая и сердито отплевываясь.

- Я сейчас выйду, - сказал Писатель, - встречу вас. Оставайтесь на месте.

И задернул занавеси.

- Но я не хочу прятаться, - возмущенно шипела Медея, когда он тащил ее за руку по коридору. - Я никого и ничего не боюсь. Что мне...

Писатель без особых церемоний подтолкнул ее к узкому деревянному ящику часов. Открыл дверцу.

- Молчать! Мне надоели ваши штучки... А если эта новая тоже из шайки? Что-то у нее слишком невинный вид. Через вас чересчур легко добраться до вашего мужа, милочка. Извольте думать о муже.

Упоминание о муже сделало ее послушной. Она вошла внутрь часов, закрыла за собой дверцу.

ЗАЛГАВШИЙСЯ АНГЕЛ

(Визит шестой)

Вблизи очаровательница оказалась не такой уж юной. Ей можно было дать около тридцати. "Сорок пять", - спокойно констатировал Писатель, со знанием дела оценив уровень затрат, мастерство обработки материала. Умело загримированная, изыскаяно и со вкусом одетая, вся она была драгоценным произведением искусства, созданным руками первоклассных портных, парикмахеров, косметологов, массажистов, парфюмеров, ювелиров.

Если приглядеться, нельзя было не узнать эти прищуренные нагловато-невинные глаза с подсиненными блестящими веками и большой, пухлый рот, эту платиновую, почти бесцветную челку, спускающуюся на самые брови. Все это столько раз мелькало в журналах, на стереотелеэкране, в кино... Красавицз Флора! Да, конечно, это была она.

"Сегодня у меня побывают, кажется, все тринадцать вице-директоров компании "Око Ра", - подумал Писатель. - Любопытно".

Она представилась. Стянула перчатку, привычно подала руку, как ее подают для поцелуя - изогнув по-лебединому. Он взял эту руку, немного повернул, поставил вертикально - и не поцеловал, просто пожал.

- Здесь можно курить? - Она достала из сумочки длинный-предлинный мундштук и тонкую-тонкую папироску.

- Пожалуйста. Будьте как дома. - Писатель пододвинул ей пепельницу. Это лестно для любого: принимать у себя известную актрису, гордость нации... прелестную женщину... а главное - видного деятеля нашего делового мира.

Надо отдать ей справедливость: она была житейски умна. Посмотрела на Писателя продолжительным взглядом прищуренных глаз и сразу отказалась от роли соблазнительницы.

- Извините, что так врываюсь к вам. Ваш талант... - Писатель с трудом изобразил улыбку. Он всегда выглядел глупо в таких случаях, не знал, как себя держать. - Я привезла вам билеты. Хочу вас попросить посмотреть меня в последней роли в спектаклеревю. Мне так дорого ваше внимание! - Щелкнула замком сумочки, выложила билеты, придавила их одним из камней, которые были разбросаны по всему письменному столу. - Два места в директорской ложе. Вы придете?

- Возможно.

- Конечно, никакой рекламы я от вас не потребую, как другие звезды. Никаких рецензий мне не надо, да ну их! - Когда она увлекалась разговором, у нее прорывались вульгарные фразы, простонародные жесты. - Так, значит, завтра...

- Постараюсь. - Про себя Писатель твердо решил, что отдаст билеты своей старушке уборщице и ее сыну. Пусть посидят в ложе директора.

- Я буду ждать вас, смотреть в щелку занавеса, как маленькая дебютантка. - Она мило улыбнулась Писателю. - У вас всюду камни? Я безумно люблю камни, вообще все простое, твердое, грубое. Я ведь не пучок кисеи, родилась не во дворце. - Вероятно, она считала, что Писателю это должно понравиться. - Да, я простая, и у меня простые, грубые вкусы. Люблю народные гулянья, танцы на улицах... карнавал в моих дорогих Плевках, откуда я родом. - Плевками назывался самый подозрительный район города, район трущоб, притонов, люмпенов. - Знаете, чтобы обливали водой... сыпали из окон опилками, мукой. Очень весело!