Эрик Рассел - Зловещий барьер. Ближайший родственник. Оса

— Это покажет только время.

— Время! — презрительно фыркнул Бич. — Может быть, уже миллион лет мы таскаем на своем горбу дьявола и только сейчас, наконец, начинаем прозревать. Гомо сапиенс — человек, несущий бремя беды! — Он что-то пробормотал про себя, потом продолжил: — Только сегодня утром я изучал один случай, разгадать который не могут вот уже десять лет. Подробности опубликованы в лондонской «Ивнинг Стандарт» за 16 мая 1938 года и несколькими днями позже в британской «Дейли Телеграф». Судно Англо-Австралийской линии водоизмещением 5466 тонн исчезло в единый миг. Современный, надежный корабль, спокойное море. И вдруг — ни корабля, ни экипажа из тридцати восьми человек. Они испарились посреди Атлантики, в пятидесяти милях от других судов, незадолго до этого отправив радиограмму, подтверждавшую, что все у них в полном порядке… Спрашивается, куда они все подевались? И где большинство из тех тысяч, которых годами ищет Бюро розыска пропавших без вести?

— Кому вы говорите! — Грэхем безуспешно пытался разглядеть в темноте спасительный экран. Он где-то там, на своем посту, охраняет их, как безмолвный часовой, но он способен лишь подать молниеносный сигнал о вторжении противника. А уж обороняться им придется самим.

— Ответ мне не известен, — признался Бич. — Да и никому не известен. Единственное, что можно сказать; их захватили силы, о которых мы только начинаем понемногу узнавать, силы неведомые, но ни в коем случае не сверхъестественные. А зачем их взяли — можно разве что догадываться. Они исчезли, как исчезали многие с незапамятных времен и как будут исчезать впредь. Вернулись единицы: что с ними сделали — так никто и не уразумел. Это те, кого потом распяли, сожгли на костре, расстреляли серебряными пулями и закопали, присыпав чесноком, или же упрятали в психушку.

— Может быть, — скептически заметил Грэхем. — Все может быть.

— Всего месяц назад стратоплан Нью-Йорк — Рио скрылся за облаками над Порт-оф-Спейн, что на острове Тринидад, и пропал. Только что его видели тысячи глаз, секунда — и никакого следа. С тех пор о нем никто не слышал. Девять месяцев назад точно так же исчез новый лайнер Москва — Владивосток. О нем тоже никаких сведений. Длинная череда похожих случаев тянется с самого зарождения аэронавтики.

— Припоминаю некоторые из них.

— А что случилось с Амелией Эрхард и Фредом Нунаном, с лейтенантом Оскаром Омдалом, с Брайсом Голдсборо и миссис Ф. У. Грейсон, с капитаном Теренсом Талли и лейтенантом Джеймсом Медкафом, с Нангессером и Коли? Возможно, кто-то из них потерпел крушение, но остальные-то нет, нимало в этом не сомневаюсь. Их похитили, как уже давно похищают людей: поодиночке, группами, целыми партиями.

— Нужно предупредить мир, — торжественно произнес Грэхем. — Открыть людям глаза.

— Вы полагаете, кому-то удастся предупредить, открыть миру глаза и остаться в живых? — язвительно осведомился Бич. — Сколько таких потенциальных открывателей уже сомкнуло уста и легло в могилу? И сколько еще тысяч витоны столь же успешно сумеют утихомирить навеки? Сказать — значит подумать, подумать — значит выдать себя, а выдать себя — значит погибнуть. Даже здесь, в этом уединенном убежище, какой-нибудь бродячий невидимка может нас обнаружить, подслушать и заставить поплатиться за то, что мы слишком много знаем. Вот цена неумения скрывать свое знание. Витоны безжалостны, абсолютно беспощадны, об этом свидетельствует тот страшный факт, что они взорвали к черту весь Силвер Сити, как только узнали, что нам удалось их сфотографировать.

— И все равно мир нужно предупредить, — упрямо твердил Грэхем. — Может быть, неведение и есть благо, зато знание — оружие. Человечество должно узнать своих угнетателей, чтобы сбросить их иго!

— Прекрасно сказано, — насмешливо отозвался профессор. — Я восхищен вашей силой духа, только дух — это еще не все. Вы слишком мало знаете, чтобы понять: то, что вы предлагаете, невыполнимо.

— Для этого я к вам и пришел, — парировал Грэхем. — Узнать больше! Если я уйду отсюда, не получив всей информации, то в моей неосведомленности будете виноваты только вы. Откройте мне все, что вам известно, — о большем я просить не могу.

— И что потом?

— Всю ответственность и весь риск я беру на себя. Что еще я могу сделать?

Мрак и тишина. Двое застыли, глядя на экран, Один, сгорая от нервного нетерпения, другой, погрузившись в невеселые раздумья. Только противоречивые мысли стремительно метались в тишине, отмеряемой неторопливым тиканьем часов. Как будто судьба всего мира дрожала на весах одного-единственного человеческого разума.

— Пошли, — внезапно произнес Бич. Включив свет, он открыл дверь рядом с по-прежнему безразличным экраном и зажег лампы в небольшой, но хорошо оборудованной лаборатории, где в полном порядке выстроились всевозможные приборы.

Потушив свет в комнате, из которой они только что вышли, Бич закрыл ведущую в нее дверь и показал Грэхему звонок, укрепленный на стене лаборатории:

— Если экран в соседней комнате засветится, сработает фоточувствительный элемент и звонок зазвонит. Если это случится, сразу же взбаламутьте как следует свои мысли — или приготовьтесь к худшему!

— Понял.

— Садитесь сюда, — велел Бич. — Он протер пальцы эфиром и взял пузырек. — Реакция Бьернсена — синергическая. Вы знаете, что это значит?

— Она дает чисто ассоциативный эффект.

— Верно! Вы объяснили это по-своему, но весьма удачно. Это реакция, которая вызывается совместным действием препаратов, ни один из которых, взятый в отдельности, не смог бы ее вызвать. Можете себе представить, что это значит — проверить взаимодействие нескольких составляющих во всевозможных комбинациях: нужно провести астрономическое количество экспериментов! Синергетикой будут заниматься еще много лет. И на эффект Бьернсена могли не натолкнуться еще лет пятьдесят. Если бы у него самого не хватило ума распознать проблеск удачи, мы бы все… — он замолчал и, наклонив пузырек над мензуркой, стал тщательно отсчитывать капли.

— Что вы делаете? — спросил наблюдавший за ним Грэхем.

— Собираюсь обработать вас по формуле Бьернсена. На несколько минут вы потеряете зрение, но не пугайтесь: просто ваши палочки и колбочки должны перестроиться. А пока зрение будет изменяться, я подробно расскажу вам все, что мне удалось узнать.

— Полученный эффект будет постоянным или временным?

— Он кажется постоянным, но я не стал бы, утверждать категорически. Просто никто не прожил достаточно долго, чтобы удостовериться, насколько он продолжителен.

Поставив пузырек, он подошел к Грэхему, держа в одной руке стаканчик, в другой клочок ваты.

— Что ж, начнем, — сказал он. — А теперь слушайте внимательно, что я вам скажу, кто знает, может быть, повторить уже больше не придется!