Грег Иган - Теранезия

Бег в воде был кошмарно медленным, но он упорно толкал свое словно налитое свинцом тело вперед. Он тяжело ступал прямо по слою коричневой морской травы, вздрагивая при каждом шаге; не то, чтобы травинки были острыми или склизкими, но всегда было чувство, что там, среди них, что-то прячется. Испуганная Мадхузре безропотно прижималась к нему, поглядывая назад. Прабир чувствовал мурашки по голове. Он в любой момент мог заявить, что игра окончена, что их ничто не преследует, и все это было лишь выдумкой. У него на руках Мадхузре была пассажиркой, для которой правила не действовали, но если бы он сейчас повернулся и посмотрел на себя, то простого факта того, что он выжил, было бы достаточно, чтобы вне всяких сомнений доказать то, что водяной никогда не существовал.

Но ему не хотелось испортить Мадхузре игру.

Его ноги подгибались, но он заставил себя сделать еще дюжину шагов; даже просто возможность идти по сухому песку прибавляла ему сил. Затем он присел, опустил и поставил Мадхузре на ноги, перед тем как сесть, повернувшись к морю и опустить голову, пытаясь отдышаться.

Оттого, что все внезапно закончилось, у него закружилась голова и в глазах заплясали темные блики. Но Прабир был почти уверен, что может различить влажное пятно на залитом солнцем песке, всего в одном шаге от края воды, которое испарялось у него на глазах.

— Хочу Ма, — невозмутимо заявила Мадхузре.

Прабира не допускали в домик с бабочками. Поскольку вакцина от малярии на него не действовала, ему под кожу на руке внедрили таблетку, превращающую его пот в репеллент от москитов. Это чистое, без примесей, вещество давало запах, который, по идее, не должен был навредить бабочкам, но, тем не менее, мог повлиять на их поведение и вообще, даже просто риск заражения мог испортить все наблюдения его родителей.

Он опустил Мадхузре на землю в нескольких метрах от входа и она, переваливаясь, пошла на голос мамы. Прабир услышал, как тот стал громче.

— Где ты была, моя дорогая? Где ты была?

Мадхузре начала сбивчиво рассказывать о водяном. Прабир прислушался, чтобы убедиться, что его не оклеветали, затем пошел и сел на скамейку возле своего домика. Была середина утра и на берегу становилось слишком жарко, но большая часть кампунга [2] Кампунг, кампонг — сельская община в Индонезии. будет оставаться в тени до полудня. Прабир все еще помнил день, когда они прибыли, почти три года назад, вместе с полудюжиной работников с Кай Бесар, которые должны были помочь им вырубить растительность и собрать домики. Он все еще не был уверен, что они не пошутили, назвав шесть домиков, выстроенных в круг, словом «деревня», но название прижилось.

С края кампунга донесся знакомый треск; парочка плодоядных голубей приземлилась на ветках мускатного дерева. Бело-голубые птицы были крупнее цыплят, и, хотя при своей тучности имели более обтекаемые формы, Прабир все же не переставал удивляться, как они вообще способны летать. Одна из птиц обхватила своим смешно растягивающимся клювом плод муската размером с маленький абрикос, вторая глупо пялилась на это, треща и воркоча, прежде чем повернуться в поисках собственной добычи.

Прабир собирался проверить свою идею с измерением высоты, как только он избавится от Мадхузре, но на обратном пути с берега подумал, что с этим могут возникнуть сложности. Для начала он не был уверен, что сможет отличить берег дальнего острова от склона или горы в его глубине, которые видно над горизонтом благодаря их высоте. Возможно, он заметил бы разницу, если бы смог уговорить отца одолжить ему бинокль. Но была еще одна, значительно более серьезная проблема. Рефракция вследствие перепада температуры в атмосфере — то же явление, которое заставляет солнце казаться приплюснутым при его приближении к горизонту — исказила бы луч, который он хотел использовать, как одну из сторон пифагорова треугольника. Наверняка, кто-нибудь уже разработал способ, как учесть это явление, и было несложно найти это уравнение и подставить его в программу на своем планшете. Но даже если бы он смог получить все необходимые данные о температуре — из локальных метеорологических моделей или тепловых спутниковых снимков — он бы все равно не понимал, что делает, а просто вслепую следовал бы инструкциям.

Неожиданно Прабир услышал свое имя в журчащем потоке речи, доносящемся из домика с бабочками — но произнесенное не Мадхузре, которая едва могла его выговорить, а отцом. Он попытался разобрать слова, последовавшие за этим, но голуби все не замолкали. Он осмотрел землю в поисках чего-то, чем можно было бы в них запустить, потом решил, что любая попытка прогнать их будет долгим и шумным процессом. Он поднялся и на цыпочках подкрался к задней стене домика, чтобы прижаться ухом к стекловолоконной поверхности.

— Как он выдержит, когда ему придется вернуться в обычную школу в Индии, и просиживать по шесть часов в день в обычном закрытом классе, если он с трудом научился высиживать минут пять на одном месте? Чем раньше он привыкнет к этому, тем меньше будет шок. Если мы будем ждать, пока со всем здесь не закончим, ему будет… сколько? Одиннадцать, двенадцать лет? Он будет совершенно неконтролируемым!

Прабир понял, что его отец говорит уже некоторое время. Он всегда начинал спор совершенно спокойно, как будто предмет дискуссии был ему совершенно безразличен. Требовалось несколько минут, чтобы в его голос прокралось раздражение.

Мама засмеялась, и в ее смехе слышалось «кто бы говорил»:

— Тебе было одиннадцать, когда ты первый раз попал в класс!

— Да, и мне было весьма непросто. Я хотя бы был представлен другим людям. Ты думаешь, он может получить нормальную социализацию через спутниковую связь?

Последовала долгая пауза, из-за которой Прабир решил, будто мама говорит так тихо, что ему не слышно. Затем она сказала печально:

— И куда, все-таки? Калькутта слишком далеко, Радженда. Мы его не совсем не будем видеть.

— Всего три часа лету.

— Но из Джакарты!

— Как еще мне это измерить? Если ты добавишь время на путешествие отсюда, то любое место на Земле будет казаться слишком далеко! — резонно ответил отец.

Прабир испытал дезориентирующую смесь страха и ностальгии. Калькутта . Население и дорожное движение пятидесяти Амбонов, спрессованное на территории, всего лишь в пять раз большей. Даже если бы он снова смог привыкнуть к толпам, перспектива быть «дома» без родителей и Мадхузре казалось ужасней, чем быть совсем брошенным где-нибудь — такой же нереальной и пугающей, как и возможность проснуться однажды утром и обнаружить, что все они просто исчезли.

— Хорошо, Джакарта не обсуждается.