Аноним Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ (целикомъ)

Город Запорожье получился очень красивый, Федор Чернов выстроил его еще более элегантным, что ли, чем рабочий городок в Званке, где строилась ГЭС и работал гидротурбинный завод. А алюминиевый завод строился именно в Запорожье, в семи верстах от плотины: тут удалось под шумок по поводу "затопляемых угодий" прикупить у местных крестьян пару сотен десятин земли. Я приехал не просто так: по моему личному проекту от ГЭС до Запорожского алюминиевого завода строилась ЛЭП. То есть не сама ЛЭП - линию на семьдесят пять киловольт спроектировал все же Генрих Осипович. Но я спроектировал некоторые опоры для этой ЛЭП: где-то в интернете я давно видел то ли фотографии, то ли картинки забавных опор и теперь воздвигал их в виде различных зверей. Не очень рационально, но красиво: от Запорожья вниз вдоль реки поднялись три вставших на задние лапы медведя, олень и заяц с обвисшими ушами. Мне оставалось придумать еще персонажей для четырех опор - остальные все же были обычными "шуховскими" башнями (на них, как я понял, металла уходит меньше чем на любые другие). Время до пуска электростанции оставалось еще много, я решил додумать дизайн следующих вышек уже дома и стал собираться в дорогу. Но выехать я не успел.

Мышку убили утром двадцать восьмого мая. В Москве, где она вела переговоры о покупке Ярославско-Костромского земельного банка. В банке этом поднакопилось много очень "плохих" кредитов почти на шестнадцать миллионов рублей (при уставном капитале в двадцать) - и семь с половиной из них были кредитами, взятыми под залог Кыштымского горного округа. А у меня металла не хватало, вдобавок под Кыштымом было огромное месторождение каолина, в округе располагалось богатое месторождение медной руды - и было решено, раз уж кредит хозяевам возвращать нечем, округ прибрать к рукам.

В банке к предложению о смене собственника отнеслись положительно, тем более что Мышка предлагала просто увеличить капитал банка в два с половиной раза и прежние акционеры практически ничего не теряли. Даже приобретали: одно дело - акции почти что банкрота, и совершенно другое - акции резко растущего банка. Но, похоже, кто-то этого очень не хотел...

Свешников прилетел за мной в Запорожье на резервном самолете после обеда. А поздним вечером мы с Мышкой прилетели в Царицын. По дороге я непрестанно думал о том, кто и зачем совершил это злодеяние, но никакого более или менее разумного объяснения не придумал. Ведь ее даже не ограбили, а просто ткнули ножом в сердце на выходе из гостиницы...

На столе в гостиной я обнаружил записку, приколотую к вырванному листку от календаря от двадцать шестого мая. Рядом с запиской стояли шесть бутылок шампанского, а на листе бумаги было написано: "Саша, мы отпразднуем этот день позже, когда ты и я вернемся в город. Надо будет пригласить и Камиллу с Марией, как тогда, когда ты стал миллионщиком. Но все с сегодняшнего ты уже не миллионщик, а миллиардщик - так что бутылочку можешь выпить, не дожидаясь меня. А я приеду через день-два, как закончу дела в Москве". Но вернулась Мышка домой немного раньше, чем ожидала...

На похороны собрались все мои "старые" инженеры, знавшие Марию Иннокентьевну еще до того, как она стала моей женой. И Архангельские прилетели из Твери, причем Илья поначалу примчался на Ходынку и хотел просто скупить все билеты на самолет, а затем вместо Питера лететь на нем в Царицын. Но Свешников, конечно же, привез их без таких извращений.

Отпели Мышку в сияющей белизной церкви рабочего городка. Вообще-то кладбище (а куда без него, и в городке люди были не вечными) располагалось где-то в полукилометре от церкви. Но ее похоронили на небольшом огороженном мраморным забором погосте, который отец Питирим устроил в позапрошлом году сразу за церковным двором. Пока что там была всего одна могила - Водянинова, Кирилл Константинович тогда сказал, что здесь будут покоиться самые достойные люди прихода. И вот теперь Сергею Игнатьевичу стало не так одиноко...

Ночью, когда я сидел на кухне и снова пытался понять, что же произошло, входная дверь, скрипнув, открылась и на пороге появилась Камилла.

- Саша, я понимаю, что прозвучит это дико, но хорошо что ты не спишь. Пойдем со мной.

- Куда? Камилла, мне сейчас хреново, но все же лучше я побуду один.

- Ты не понял. Тебе еще не хреново, так что вставай и пойдем.

- Куда?

- Да ко мне, всего лишь на три этажа вверх.

Когда мы поднялись, я поначалу не совсем понял, что же произошло. В квартире горели все лампы, в гостиной на полу валялся разбитый стакан, а Юра развалился в кресле и спокойно на все это взирал...

- Он был влюблен в Мышку. И на мне женился чтобы чаще ее видеть. Мне он об этом в прошлом году признался. Ну и вот...

- Что это? - я еще не осознал увиденного.

- Рицин. Утащил в лаборатории, лаборантки сказали, что он сегодня туда приходил после похорон. Я уже проверила - у меня в сейфе оставалось два грамма с тех пор, когда я нейтрализатор делала, а теперь там пусто. А он про рицин знал...

- Но...

- Мне твоя помощь нужна. Два грамма - это слишком много, при вскрытии Ястребцев обязательно найдет. Подержи его, я волью нейтрализатор.

- Камилла!

Она посмотрела на меня очень грустными глазами:

- Самоубийц хоронят за оградой. А любовь свою я оплакала еще прошлой зимой. Но все равно он был очень хороший человек - так путь хоть сейчас он ляжет рядом с той, кого любил больше жизни...

Официально Юрий Феоктистович скончался от удара. Ястребцев был хорошим врачом, но Камилла была гениальным химиком. Мы с Камиллой больше о случившемся никогда не говорили, а через месяц она спокойно сообщила мне, что решила принять предложение из Геттингена - премию Нобеля она не получила, но несколько университетов Германии и Франции предлагали ей сторудничество. И лишь однажды, в конце уже тысяча девятьсот восьмого года, на скромном рождественском ужине, когда Дарья отправилась спать, приехавшая в гости Камилла, о чем-то вспомнив, сказала:

- Наверное всем было бы лучше, если бы тогда я не Марию тебе сосватала, а сама в жены к тебе напросилась. Я же даже хотела - но увидела в ту новогоднюю ночь ее платье на пороге твоей спальни, и с тех пор запретила себе даже думать об этом. Ну а теперь-то что уж об этом говорить...

Линоров за расследование этого убийства взялся очень рьяно. Через знакомых в московской полиции он распространил в криминальной среде информацию, что за живого исполнителя будет выплачено пятьдесят тысяч. Но только за живого и способного говорить. И уже через двое суток подонок был ему привезен. Деталями я не интересовался - отставной жандарм был достаточно умен и проницателен, чтобы самому представлять допустимые границы своих полномочий, прикрываясь моим именем и финансами. Для того, чтобы размотать всю цепочку, Евгению Алексеевичу понадобилось почти три месяца, но в конце августа он принес мне "отчет о проделанной работе".