Игорь Росоховатский - Виток истории

Он хватает все, что подворачивается под руку, и швыряет куда попало. Предметы ударяются о стену и беззвучно падают на пол…

Он устает и опускается в кресло. Его рука шарит по столу — что бы еще бросить? Она натыкается на маленький незнакомый ящичек Сейчас бы горько улыбнуться, если бы улыбка получилась… Это подарок дяди — его симфонии, записанные на пленки. Не ирония ли судьбы, что ящичек попался под руку именно сейчас? «Чего же вам, привередник? Напились, наелись… Не желаете ли еще и концертик послушать? Вкусить духовную пищу?»

Хохот сотрясает тело. Вялая рука раскрывает ящичек и вставляет пленку в магнитофон.

Тихая музыка наполняет каюту. Сквозь нее прорываются раскаты хохота. Но почему-то они становятся все реже.

Он поворачивается в кресле и прислушивается.

Где-то журчат и перезваниваются ручьи. Затем они сливаются воедино и шумят водопадом…

Поют птицы… В саду на рассвете…

Он слышит, как просыпается земля, как тянутся вверх деревья и травинки, как шуршит по крыше благодатный дождь и в хлеву мычит корова.

И вот уже в мелодии появляются ликующие звуки. Это проснулся человек. Он берет в руки молот и ударяет по наковальне. Он выходит в поле, и спелая рожь, ласкаясь, трется о его колени и расступается перед ним. Он садится в самолет и, рассекая со свистом воздух, несется ввысь.

Солнце играет на крыльях. Поют деревья и травы, оставшиеся на земле. Поет коса в поле и молот в кузнице. Музыка накатывается волнами. Это волны моря. Тысячи зеркальных осколков солнца переливаются в них, слепят, взрываются брызгами. Вскипает белая пена у носа корабля. На мостике — его отец. Звенит цепь. В воду опускается мощный батискаф — океанское чудище. Распахивается океан. Батискаф начинает погружение. Лучи прожекторов прорезают океанские пучины. И лучи поют. Торжествующе и нежно…

Он понимает: это ищут его. Люди не оставляют человека в беде. Они спешат к нему, к Володе Уральцеву.

Он вспомнил свое имя, свою фамилию. Он говорит себе: «Распустили нервишки, Владимир Уральцев. Стыдно!»

Тонны воды по-прежнему давят на его батискаф. Но что они могут поделать против обшивки?! Он улыбается — теперь уже по-настоящему, А музыка катит свои волны…

В комнате — два человека: Медик и Кибернетик. Не имеет значения, как они выглядят, какого роста, во что одеты, у кого из них пронзительный, а у кого задумчивый взгляд, кто барабанит пальцами по столу, а кто теребит скатерть. Безразлично и то, как выглядит комната, сгущаются ли за окном сумерки или рассветает.

Итак, двое продолжают спор.

— Человек — это вам не просто «система», как вы говорите, и предсказать его поведение даже на два часа вперед… — Медик саркастически смеется. — Да поймите, это все миллионы тончайших нюансов, каждый из которых может перевернуть вверх дном вашу логику!

— И тем не менее поведение личности можно рассчитать абсолютно точно, если располагать полной информацией о ней, — невозмутимо говорит Кибернетик.

Медик пытается оставаться спокойным. Но почему-то в его речи появляется больше шипящих звуков:

— Ну вот что, милейший, наш спор решит его величество эксперимент. В клинике сейчас находится несколько умирающих людей. Часы их сочтены. Мы предложили им новый стимулятор «ТК», и все они согласились. «ТК», конечно, не бог весть что такое, но он высвободит резервы энергии организма, сделает людей дееспособными на некоторый срок. Скажем, от нескольких часов до нескольких дней, в зависимости от состояния больного. Этого может быть достаточно, чтобы завершить какие-то дела, выполнить последнее желание.

— Право приговоренного к смерти, — невесело шутит Кибернетик.

— Совершенно верно. Позади — вся жизнь, впереди — последнее желание. Вот и попробуйте, милейший, угадать, предсказать или, как вы там говорите, рассчитать их поведение. Возьметесь?

Кибернетик, словно не замечая скрытой насмешки, спрашивает:

— Какой информацией я буду располагать?

— О, за этим дело не станет, — язвительно улыбаясь, «успокаивает» его Медик. — Наши сведения о больном — к вашим услугам. Сможете поговорить и с его родными, друзьями. Все зависит от ваших способностей и от этого… Как, бишь, вы говорите?.. — Он морщит лоб, вспоминая термин, который хочет использовать как оружие. — От быстродействия. Вот именно. К одежде больных с их согласия будут прикреплены миниатюрные телепередатчики. Киноаппараты в студии запишут на пленку каждое их действие. Нам останется лишь посмотреть пленки. Ну как, согласны?

Кибернетик . Да.

Кибернетик входит в лабораторию, которой руководил Евгений Сергеевич. Кабинет руководителя пустой. На вешалке — снежно-белый неизмятый халат.

Евгения Сергеевича временно замещает широкоплечий здоровяк лет тридцати пяти, с облупившимся от загара носом, — Виктор Васильевич Кустович. Большинство сотрудников обращается к нему просто по имени.

Кибернетик знакомится с Виктором Кустовичем, говорит:

— Вам привет от Евгения Сергеевича.

Сотрудники лаборатории с любопытством поворачиваются к Кибернетику.

— Вы давно видели шефа? — спрашивает худой верзила с острым носом и челкой на низком лбу.

— Только вчера, — отвечает Кибернетик.

— И как он себя чувствует? — спрашивает Кустович.

— Было очень плохо. Сейчас намного лучше, — говорит Кибернетик. — Дня через два, возможно, выйдет на работу.

На лице Кустовича меняются выражения радости и озабоченности.

Кибернетик замечает торжествующий взгляд остроносого, обращенный на Кустовича. Остальные сотрудники подходят поближе. Один из них говорит:

— Значит, начнется «аврал».

Кустович отвечает на немой вопрос Кибернетика:

— Знаете, у каждого крупного ученого есть какая-то работа, которую он считает главной и во что бы то ни стало стремится завершить ее. Евгений Сергеевич создал теорию, против которой выступили некоторые ученые. Оставалось поставить решающий опыт, и вдруг он заболел.

Кибернетик подробно расспрашивает о теории, о спорах вокруг нее. Затем отправляется на квартиру Евгения Сергеевича. Здесь он разговаривает с женой и дочерью больного профессора. Жена становится словоохотливой, как только речь заходит о ее муже.

— И все-таки Женю многие не понимали. Даже в его лаборатории не все были за него. Что ж, новое всегда рождается в трудностях, — вздохнула она; иронически-покорно нагнула голову и развела руками, явно переняв этот жест от мужа, — за новое драться нужно. Эта борьба отняла у Жени здоровье, я уж не говорю о времени. Дома мы его почти не видели. Однажды полгода был в заграничной командировке. В свою лабораторию звонил каждую неделю, домой — раз в месяц. А приехал — и с вокзала прямо в лабораторию. Поверите ли, просидел там до ночи. Такой уж это человек…