Александр Пересвет - Война во времени

— Сашка, давай! Наддай! — заорал он, видя, как из-за того же поворота выскочил звероватого рода мужик. Тот, что держал давеча его друга.

До сих пор Антон так близко уламров не видел — если не считать толькочтошных переговоров на поляне. Но там до них было метров шестьдесят, и стояли они плотной массой. А тут громадный зверюга несётся прямо на него! Впечатляет! Голый торс коричнево-серого цвета. Разукрашен светло-серой, почти белой краской так, чтобы картинка изображала скелет. На ногах — похожие на замшевые штаны с бахромой. Но поверх них развевается что-то вроде юбочки из кожи.

Лицо тоже разукрашено. На голове — целый ворох перьев и кости крест-накрест. Из носа торчат рога. На шее — два ожерелья.

Рот раззявлен в крике.

На отлёте — рука с зажатым в ней каменным топором.

Всё это Антон ухватил в одно мгновение. Вдруг начавшее казаться очень длинным. «Зиккан» — так, кажется называл это папа, рассказывавший о нескольких подобных случаях с ним.

Он увидел, что Сашка не успевает, что негр этот догоняет его с каждым шагом. Но время ещё было, оно текло, как медленная речка.

Антон перехватил поудобнее подаренное ему вождём копьё с каменным наконечником. Если не сработает задумка, нужно будет успеть быстро выскочить, прикрыть Гусю от разъярённого преследователя.

Ещё мгновение…

— Оп! — крикнул он яростно.

Уламр тоже был воин не промах. В последний момент он попытался перескочить натянувшуюся перед ним верёвку. Но не успел — верёвка подпрыгнула вслед за ним: ею управляли. Жёсткий конский волос не порвался. И мужик со всего маху покатился по земле и плюхнулся в ручей.

Удалось! Молодцы арруги!

Сашка был уже в двух шагах от завала. Он не оглянулся на шум сзади — класс! Не хватало и ему тут споткнуться!

Но и враг не промах! Он уже вскочил на ноги. Только на одно мгновение задержался, соображая после падения, куда бежать.

Это мгновение стало для него роковым.

Сразу две стрелы впились в его тело — одна в живот, другая в шею.

Уламр постоял секунду, качаясь… Сделал движение рукой к той стреле, что торчала в шее… Словно хотел её вытащить… Качнулся сильнее…

Колени его подогнулись, и он упал…

Сгрудившиеся наверху уламры не были рассеяны залпом камней. Появились раненые, двое лежали на земле неподвижно, но в целом потери оказались так себе.

Но в растерянности пребывали все. Непонятно было ни само нападение, ни то, что нужно теперь делать.

А вождь исчез…

Часть уганров рванулась было за прыгнувшим с обрыва лидером, часть, не получив команды от своих меньших лидеров, осталась на месте.

Мгновения растерянности хватило, чтобы на воинов обрушился новый удар. В полной тишине из леса вылетели совсем маленькие, казавшиеся безобидными дротики. Только было их много и летели они быстро. И попадали в тела…

Каррыг и Рабр умели затаиться. Да и куда без такого умения арругу-охотнику?

Но теперь очень важно было поймать нужное мгновение. Когда вчера тренировались, не сразу удалось в нужный момент натянуть верёвку перед бегущим воином.

А тут было важно ещё и не дать себя заметить. На этом особенно настаивал вождь с подачи этого рюдя-мальчишки. Но попробуй-ка лёжа проделать такую операцию, чтобы бегущий уламр не снёс верёвку, а упал!

На бегу его тоже можно было свалить. Но копьём. Из этого нового оружия подшибать цель ещё, надо признать, Выр толком не научился. А подшибить уламра было необходимо.

Он дождался, когда упавший враг начнёт подниматься, и пустил стрелу.

В десяти шагах щёлкнула тетива лука Кыра.

Ещё мгновение растерянности после второго нападения. Теперь уже на земле лежало куда больше воинов. И многие корчились так, что видно было — не жильцы. При простом ранении воин обязан контролировать себя и свою боль.

А главное — не было видно того, кто запустил эти маленькие, но такие жестокие дротики…

Саша взобрался на завал. Неизвестный — или уже забытый за чередой событий? — арруг задвинул за ним молодое деревце.

А Антоха явно захотел сломать другу шею!

Саша, памятуя о его ранах, обнимал Тошку менее крепко.

Но разреветься хотелось — страшно!

Антон сидел между «дикарями», как было бы, наверное, правильно их называть и как называть их он не мог. Не мог и всё! Он сидел между ними, ел вкуснейшим образом обжаренное мясо и ловил себя на мысли, что он — один из них. Он помнил, что он — другой, даже из другого времени. Но сейчас это было как-то совсем неважно.

Это, оказывается, вообще неважно — помнить о метро и троллейбусах, об учителях и спортсменах, о компьютерных играх и проблемах в школе.

Стоило перенестись из того сложносочиненного мира в этот первобытный мир простых, а то и незаконченных форм, — и скоро вдруг понимаешь, что главное в другом.

Цивилизация — как ритуальная краска на теле у человека. Главное — в том, что под ней.

И, побывав в прошлом человечества, можно сказать, почти у своих собственных предков, он так и не заметил серьёзных разногласий в понимании добра и зла между людьми из того и из этого мира. Человеческие законы хорошего и плохого оказались одинаковы во все времена. С поправками, конечно, на обычаи и психологические особенности — но в принципе они одинаковы. Хороший человек — он и есть хороший человек. Даже если ест другого хорошего человека. От этого передёргивает, конечно, но ведь и не со зла едят. Наоборот — хотят оставить хорошего человека в себе…

А плохой человек — везде плохой человек. Тот, который гребёт всё под себя и отнимает всё для себя. Тот, для которого другие люди — не люди, а лишь предметы для удовлетворения его интересов и его жадности. Или его злобы и жажды власти.

И может быть, именно неандертальцы в этом смысле моральнее тех, которые считаются предками современного человека. Этих уламров, как про них рассказал Сашка. В здешних лесах и пещерах плетутся свои интриги и кипят свои страсти — но тут нет подлости и злобы. В их племени арругов все люди — разные. Но нет подлых. И нет жадных. Или потому и нет подлых, что нет жадных?..

Или, например, слово. Здесь, если дал слово, если пообещал что-то, то обязан выполнить. Даже не дискутируется эта тема. Иначе не выжить. Нужность человека для племени определяется не по красноречию, а по делам. Ибо нет возможности проверять сказанное. Когда все заняты выживанием, то и о человеке судят не по словам, а по тому, как он участвует в этом общем процессе.

Антон вспомнил, как убеждал поначалу арругов в преимуществах лука. Ну что ж, их можно было понять. Охотники со стажем выживания в супер-опасном мире — зачем им нужно было оружие, из которого завалишь зверя едва ли с более дальнего расстояния, нежели с того, на котором применяется копьё? А копьё к тому же — оружие мощное: раз — и зверь уже дёргает ногами в агонии. А стрела? Тут надо попасть лишь в жизненно важные центры — или бегать за зверем, выжидая, пока тот не истечёт кровью.