Октавиан Стампас - Древо Жизора (Тамплиеры - 4)

И, тем не менее, стояло веселое солнечное лето, и мысль о том, что в нескольких лье от Шомона больше не сидит этот загадочный упырь, делала обитателей Шомонского замка еще более счастливыми.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Хотя Церковь и возмущалась существованием катарской ереси, охватившей весь юг Франции и весь север Италии, папа Александр III продолжал попустительствовать еретикам, поскольку решительные действия против них неизменно привели бы к войне, а сейчас у папства был один главный враг империя во главе с Фридрихом Барбароссой. Кроме того, богатейшие феодалы Лангедока и Ломбардии, оказывающие папе поддержку, покровительствовали и катарам, коих до сих пор защищала фраза Бернара Клервоского - "Не было учения более христианского, нежели учение катаров, и нравы их чисты". И все же, терпение Церкви не могло оставаться безграничным, ибо мерзостные радения устраивались повсюду уже без всякого стеснения, и души христиан сотрясались при известии о том, что в такой-то деревне катары, делая своим женщинам аборты, скармливают плоды свиньям, а в другом месте они насильно заставляют девушек из окрестных сел участвовать в блудодеяниях. В конце концов, на берегу Тарны в городе Альби собрался грозный церковный трибунал, который рассмотрел дела катаров, признал их преступными и безбожными и вынес всем еретикам суровый смертный приговор. Отныне всех французских катаров стали называть альбигойцами, и в Лангедоке им была объявлена беспощадная война. Правда, беспощадной она оказалась лишь на словах. Небольшое войско двинулось из Альби на юг, в сторону Монсегюра, где находилась столица катаров. Вожди этого первого, неудачного, крестового похода против альбигойцев рассчитывали, что по пути к ним присоединятся мощные ополчения из людей, горящих желанием отомстить за поруганных и совращенных жен, сестер, дочерей, но эти надежды нисколько не оправдались, никаких ополчений не было. Из Каркассона и Минерва навстречу праведному воинству вышли войска альбигойцев и без особых потерь развеяли немногочисленных исполнителей приговора альбийского трибунала. Армией альбигойцев, одержавшей столь стремительную победу, командовали Арно и Раймон де Бланшфоры - родные братья великого магистра ордена тамплиеров.

В первое время Жану де Жизору ужасно не нравилось в Иерусалиме. Он возненавидел этот город всей душой и жадно мечтал о его падении и гибели. Просто потому, что здесь было все чужое - и жара, и люди, и дома, и небо, и чувство постоянной опасности. Когда они с Бертраном приехали сюда, королевство не просто находилось в состоянии войны с Египтом, его вдобавок ко всему раздирали внутренние противоречия, вызванные тем, что король Амальрик оказался в плену у египтян. И первое, чем пришлось заниматься Жану в качестве иерусалимского прецептора, это вести долгие разговоры с послами от каирских халифов, устанавливая размер выкупа. Поначалу он робел перед ними, и они стали наглеть, но разозлившись Жан обрел уверенность в себе, и взгляду его вернулась характерная испепеляющая и тяжелая властность. Тогда переговоры пошли успешнее, и вскоре он договорился с послами о более приемлемой сумме, с одним условием - Иерусалимское королевство обязано будет отныне оказывать фатимидам помощь в их борьбе против дамасских правителей. После этого Жану пришлось узнать, Что такое ненависть иоаннитов по отношению к храмовникам. Когда Амальрик был освобожден из плена, он, появившись в Иерусалиме, пришел в ярость и, подначиваемый госпитальерами, собрался было издать особый указ о запрещении тамплиерам вмешиваться в дела государства. Но все-таки, денежки, уплаченные в качестве выкупа за его освобождение, были из тамплиерской казны, о чем Жан не преминул жестко напомнить во время своей аудиенции у короля.

- Если бы прецептура нашего ордена не вмешивалась в дела королевства, сказал он, - вы, Ваше величество, не сидели бы сейчас на этом троне, а догнивали бы свой век в египетском пленении, как ветхозаветные евреи, а на вашем месте здесь сидел бы какой-нибудь ставленник Госпиталя.

И, глядя на неумолимое выражение черных глаз прецептора и едва скрываемую ухмылку стоящего рядом с ним великого магистра, Амальрик с тоскою подумал о том, что арабы не смели обращаться с ним так пренебрежительно, как эти зарвавшиеся храмовники. Но, если бы эти наглецы и впрямь не стали раскошеливаться ради него, то вряд ли арабы продолжали вести себя по отношению к нему так же вежливо. Ничего не поделаешь, приходилось это признать.

Но мириться с условиями договора Амальрик не пожелал и, едва набравшись сил, снова повел войско в поход против египтян и все лето и осень провел без толку, гоняясь за ними по Синаю. Тем временем, Бертран де Бланшфор повез своего зятя в весьма экзотическое путешествие. Они доехали до Иордана, поднялись к Геннисаретскому озеру, доехали до озера Мером, и здесь великий магистр предложил Жану переодеться, сменив облачение тамплиера на белый восточный халат, препоясанный красным кушаком. Тут только Жан, наконец, понял, куда они направляются. Он усмехнулся, начиная переодеваться, и тихо спросил:

- А сколько еще дней пути отсюда до Алейка?

- С чего ты взял, что мы едем в Алейк? - сказал Бертран.

- А разве нет?

- Ход мысли у тебя правильный. Но мы едем в Массиат. Шах-аль-джабаль будет ждать нас там.

- Я не успел как следует выучить Коран, - заметил иерусалимский прецептор.

- Это не беда, - отозвался великий магистр. - Хасан давно уж освободил своих людей от подчинения предписаниям Корана.

Они двинулись дальше, миновали Гермонские горы и вскоре вдалеке заблестела лента реки Барад, за которой вздымались хребты Антиливана. Здесь они наткнулись на конный разъезд сирийцев, которые тотчас выхватили свои джериды и приготовились метать их, но Бертран де Бланшфор крикнул им что-то по-арабски, сделав при этом какой-то особенный жест рукой, после чего командир сирийцев отдал приказ и сарацинский разъезд двинулся дальше своей дорогой.

Переправившись через реку, переодетые тамплиеры стали подниматься в горы. Путь был нелегким, и когда, наконец, они добрались до замка Массиат, и кони и люди были изнурены до предела. Здесь, у подножия высокой, неприступной крепости, их моментально окружили одетые в белые халаты и красные кушаки люди, которые выросли словно из-под земли - так ловко они прятались за камнями.

- Эти ящерицы пасли нас от самого Барада, - сказал Жану великий магистр. - Наверняка ты не замечал этого.

- А если замечал? - фыркнул Жан, хотя и впрямь ни разу не заподозрил, что кто-то следит за ними и преследует. Он здорово натер себе между ног, и когда спрыгнул с коня, то от боли не удержался и упал. Его бережно подняли ассасины, помогли отряхнуться, после чего почтительно поклонились.